– Да уймись ты, зараза, – пробормотал Чайлд. – Мы уходим, но непременно вернемся, понял?

– Уже с ним разговариваешь? – колко спросил я.

– Как слышишь, – огрызнулся Чайлд. – Для меня это личное.

Мы добрались до первого помещения и спрыгнули в отверстие, служившее входом в Шпиль. Осталось пройти всего ничего до стоявшего поблизости шаттла.

Снаружи было темно.

Мы провели внутри Шпиля более девятнадцати часов.

Глава 4

Глава 4

– Сойдет, – одобрил Форкерей, сгибая и разгибая новую руку.

– Сойдет? – негодующе переспросил Тринтиньян с таким видом, будто его смертельно оскорбили. – Мой дражайший друг, смею вас заверить, что это настоящий шедевр, подлинная красота, подобной которой вы не сыщете нигде, разве что мне придется повторить операцию.

Мы сидели в шаттле, который по-прежнему находился на поверхности Голгофы. Извне шаттл выглядел этаким приплюснутым цилиндром с аэродинамическими обводами; он сел на хвост и выпустил из корпуса восемь похожих на пузыри утолщений: шесть служили персональными каютами, седьмое использовалось как кают-компания, а в восьмом располагался медицинский отсек со всем оборудованием, необходимым Тринтиньяну. Как ни удивительно – по крайней мере для меня, не очень-то к такому привычного, – фабрикаторы шаттла легко произвели кибернетические устройства, заказанные доктором, и предоставили ему хирургические инструменты – сверкающие полуразумные лезвия, перемещавшиеся, казалось, почти по собственной воле. По любым меркам это были передовые достижения полевой медицины.

– Ну, я бы предпочел свою старую руку, – объяснил Форкерей, сжимая и разжимая металлические пальцы.

– Это было бы тривиально до омерзения, уж простите, – заявил Тринтиньян. – Конечно, новую руку можно вырастить и пришить за несколько часов. Если такая перспектива вас не вдохновляет, я мог бы запрограммировать вашу культю на регенерацию – ничего сложного, простейшая манипуляция стволовыми клетками. Но ради чего стараться? Вы бы потеряли эту руку снова при следующем наказании. А теперь вам суждено терять механизм. На мой взгляд, это куда менее травматично для психики.

– А вам нравится, док, верно? – спросила Хирц. – Прямо раздухарились.

– С моей стороны было бы неразумно это отрицать, – признал Тринтиньян. – Когда вас, как меня, надолго лишают возможности лечить живых пациентов, вполне естественно наслаждаться тем малым шансом попрактиковаться, который иногда подкидывает судьба.

Хирц понимающе кивнула. До недавнего знакомства она слыхом не слыхивала о Тринтиньяне, но не теряла времени даром и успела составить собственное мнение о докторе.