– Вам дай волю, так на руке вы не остановитесь, правда? Я поискала сведения о вас, док, после встречи у Чайлда. Хакнула кое-какие медицинские сведения, до сих пор не рассекреченные властями Стоунера, – страшно им такое выкладывать в публичный доступ. Вы же законченный психопат, ей-ей. Кое-что из того, что я нарыла, – картинки ваших жертв, – мне теперь заснуть не дадут.

При этом она решила остаться, подумалось мне. По всей видимости, богатство, которое посулил Чайлд, перевесило все опасения насчет нахождения на одном борту с Тринтиньяном. Интересно, а в какие именно медицинские архивы влезла Хирц? Насколько я помню, даже обнародованные сведения содержали достаточно примеров врачебного зверства, и рядом с ними бледнели любые повседневные кошмары. Кровь стынет в жилах при мысли о том, что самые гнусные преступления Тринтиньяна так и не были полностью раскрыты.

– Неужели? – спросил я вслух. – Было что-то еще хуже?

– Зависит от точки зрения, – ответил Тринтиньян. – Некоторые пациенты помогали мне оттачивать мои экспериментальные техники, скажем так, более глубоко, если вы об этом спрашиваете. Но удалось ли мне достичь тех пределов, которые звали меня и манили? Увы, нет, мне постоянно мешали.

– Зато теперь вы свободны.

Прекрасная серебряная маска повернулась. Доктор обозрел всех нас по очереди.

– Не исключено. Однако прошу принять во внимание следующее. Я могу удалить все ваши конечности хирургическим путем, максимально чисто и с минимумом осложнений. Отделенные конечности будут помещены на криогенное хранение, а вместо них я установлю протезы, и это позволит нам почти безболезненно завершить текущую миссию.

– Спасибо, доктор. – Я тоже огляделся, ища поддержки у остальных. – Но, полагаю, мы с этим повременим.

Тринтиньян картинно развел руками:

– Если передумаете, я всегда в вашем распоряжении.

Мы провели в шаттле целый день, прежде чем вернуться в Шпиль. Лично я ощущал себя смертельно усталым, но когда наконец заснул, меня начали одолевать сновидения с беготней по лабиринтам, подозрительно схожие с теми, которыми Чайлд пичкал наши головы во время перелета. Проснулся я злой на весь свет и твердо вознамерился высказать Чайлду свое недовольство.

Но меня отвлекли иные заботы.

Вдруг выяснилось, что у меня что-то не то с запястьем. Прямо под кожей обнаружился чужеродный прямоугольный предмет, темный силуэт, жесткий на ощупь. Крутя рукой туда и сюда, я невольно залюбовался непонятно откуда взявшимся подкожным «фурункулом», поражаясь его безупречной прямоугольности. Потом оглядел каюту, и на меня внезапно накатило ощущение формы всех предметов обстановки. Уж не знаю, что больше напугало – нечто чужое и чуждое под кожей или моя неестественная реакция.