В Городе Бездны мы выяснили, что Чайлд нам не врал. Многое изменилось, и не в лучшую сторону. Болезнь, прозванная плавящей чумой, ввергла наш город в тоскливые, темные времена упадка технологий. Деньги, полученные за участие в экспедиции, теперь ничего не значили, а то скромное влияние, каким мое семейство обладало до кризиса, сократилось до минимума.

В былые дни хирургию Тринтиньяна, не исключено, удалось бы исправить. Да, это было бы непросто, но наверняка нашлись бы специалисты, оценившие такой вызов, и мне, возможно, довелось бы выбирать из нескольких конкурирующих предложений, когда соперники-кибернетики дрались бы между собой за право взяться за столь элегантную задачу. Но все изменилось. Даже примитивная хирургия сделалась невозможной либо чудовищно дорогой. Лишь горстка специалистов сумела сохранить необходимые навыки и инструментарий, а потому они заламывали несусветные цены.

Даже Селестина, которой я уступал в достатке, могла обеспечить мне только ремонт, а не восстановление прежнего облика. Эти и кое-какие другие расходы почти нас обанкротили.

Но она продолжала обо мне заботиться.

Находились те, кто, наблюдая за нами и видя существо, шагающее с ней рядом, уродливую механическую собаку с алмазной шкурой, принимали меня за диковинного домашнего питомца. Кое-кто обнаруживал необычность наших отношений – как Селестина нашептывала мне на ухо, как я, так чудилось при взгляде со стороны, целенаправленно вел ее куда-то, – и начинал присматриваться ко мне, но это продолжалось ровно до тех пор, пока я не заглядывал им в глаза своими алыми лазерными гляделками.

Люди поспешно отворачивались.

Довольно долго – пока сны не превратились в наваждения – так и продолжалось.

Но теперь я выбрался из дома под покровом ночи, без ведома Селестины. По темным полузатопленным улицам снаружи шастали бандиты. Эту часть Города Бездны прозвали Мульчей, а на проживание в другом районе наших средств не хватало. Конечно, мы могли бы позволить себе кое-что получше, намного лучше, если бы я не откладывал деньги ради сегодняшнего дня. К счастью, Селестина о том не догадывалась.

В Мульче не так плохо, как было раньше, но мне прежнему она все равно бы показалась скверным местом для жизни. Даже теперь я проявлял инстинктивную осторожность, а улучшенное зрение позволяло без труда различать самодельные клинки и арбалеты прятавшихся в тенях бандитов. Далеко не все из тех, кто шнырял по улицам в ночи, могли технически считаться людьми. Скажем, одни отращивали себе жабры и потому задыхались на суше. Другие издалека смахивали на свиней – и они были опаснее всех прочих.