– А вас бы это устроило?

– Именно так поступили бы власти, если бы до него добрались.

– Надо полагать, власти сначала учинили бы над ним суд.

– Судить Тринтиньяна не за что. Его жертвы, все до единой, вели преступный образ жизни.

– История благополучно забыла о том, – говорит леди Гудгласс, – что многие из его так называемых жертв пришли к нему добровольно. Для них Тринтиньян был не чудовищем, а зачинщиком перемен, которых они жаждали. Он был гением, лучшим трансформационным хирургом своей эпохи. Что с того, что общество сочло его труды аморальными? Что с того, что некоторые плоды этих трудов впоследствии пожалели о своем выборе?

– Теперь вы его защищаете?

– Не защищаю, а лишь напоминаю о том, что мы живем не в черно-белом мире. Годами Тринтиньян работал с молчаливого попустительства властей, которым он не нравился, но которые считали его деятельность нужной для общества.

Графенвельдер качает головой – он увидел и услышал достаточно.

– Урсула, раньше я думал, что вы приобрели в коллекцию очередного монстра. А теперь считаю иначе: вы укрываете беглого преступника.

– Уверяю вас, это не так. Если я смотрю на деятельность Тринтиньяна рационально, это не значит, что я его не презираю. Позвольте вам кое-что продемонстрировать. – Пальцы леди Гудгласс набирают в воздухе команду, и охранная система отключается. Теперь можно просунуть руку сквозь лазерную сетку, не вызвав падения бронированного экрана. – Подойдите к мозгу, Карл, – предлагает она. – Не бойтесь, это не ловушка.

– Мне будет гораздо приятней сделать это в вашей компании.

– Как скажете.

Он ловит себя на том, что слишком медлит – женщина может заметить его страх. Затем переступает порог. Леди Гудгласс отстает от него лишь на шаг. За их продвижением следят глазные яблоки, поворачиваясь с плавностью моторизованных камер. Графенвельдер подходит к булькающему контейнеру с мозгом. Вблизи этот мозг совсем мал, даже не верится, что когда-то он был источником великого зла.

– И на что же я должен смотреть?

– Не смотреть – делать. Причините ему боль, если хотите. Рядом с мозгом кнопка. Она пошлет электрический ток прямиком в переднюю поясную кору.

– А разве сейчас ему не больно?

– Думаю, нет. Он заблаговременно перестроил свой организм специально для расчленения. Возможно, получил при смене состояний какую-то экзистенциальную травму, но вряд ли это был очень уж серьезный дискомфорт.

У Графенвельдера будто по собственной воле рука приближается к электростимулятору. Он чувствует магнетическое притяжение, побуждающее опуститься зависшую над кнопкой ладонь. Интересно, откуда это первобытное желание причинить боль? Тринтиньян не заставлял страдать ни Графенвельдера, ни кого-либо из его знакомых. В том, что власти терпели, если не сказать поощряли, деятельность этого врача, сомневаться не приходится. В йеллоустонском обществе он заполнил собой брешь, которая обычно предназначается для сатаны.