Светлый фон

– Плохо вы знаете людей, Урсула. Таких людей, как мы с вами. Скольким коллекционерам вы его уже показали?

Леди Гудгласс наклоняет голову, смотрит на Графенвельдера по-над вздернутым носом:

– Десяток наберется.

– Ох, много… Не удивлюсь, если окажется, что слухи уже вышли за пределы Кольца. Только не говорите, что и Росситер в этой десятке.

– Росситер был вторым.

– Пожалуй, и впрямь уже слишком поздно. – Графенвельдер вздыхает с таким видом, будто снимает со своих плеч тяжкую ношу. – Значит, времени у нас в обрез. Надо немедленно организовать транспортировку останков Тринтиньяна в мой анклав. Там куда безопаснее.

– С чего вы взяли, что там безопаснее, чем у меня?

– Я сам конструирую охранные системы. Этим и зарабатываю на жизнь.

Кажется, она обдумывает услышанное по крайней мере несколько секунд. Потом отрицательно качает головой:

– Этому не бывать. Он останется здесь. Карл, я же вас насквозь вижу. Что вам до моих охранных систем? И вряд ли вас беспокоит вероятность того, что доктор Тринтиньян сбежит отсюда и вернется в общество йеллоустонцев. Не станете же вы очередной его жертвой. Это бедолагам из Мульчи пришлось бы трястись за свою шкуру, ведь он периодически спускался туда в поисках сырья. Нет, Карл, на самом деле для вас невыносима мысль, что он принадлежит мне, а не вам. Уникальнейший экспонат никогда не попадет в ваши руки – вот что разъедает вас изнутри, точно кислота.

– Что ж, дело ваше.

– Вот именно, мое. И со своими делами я всегда разбираюсь самостоятельно. Карл, вы совершили роковую ошибку, когда унизили меня. Даже если допустить, что сами не приложили руку к случившемуся с гамадриадой.

– Ну что вы несете! Шеллис надул вас, но я-то тут при чем?

Графенвельдер видит, что Урсула колеблется. Она уже в шаге от прямого обвинения, но даже здесь, в этом приватном убежище, есть грань, переходить которую себе дороже.

– А ведь вы рады, что так случилось, правда же? – напирает она.

– В моей коллекции есть экземпляр получше, и меня это вполне устраивает.

Вновь испытывая отвращение – смешанное, надо признать, с чем-то вроде благоговения, – Графенвельдер оглядывает рассредоточенные останки знаменитого врача.

– Так говорите, он слышит нас?

– Каждое слово.

– Лучше бы вам его прикончить. Возьмите молоток и шарахните по мозгу. Чтобы Тринтиньян никогда не воскрес.