На этот раз никакой видимой реакции. А глаза смотрят трезво, и трусливая ненависть во взгляде — трезвая.

Рат садится за стол. Там лежат шлем и широкое кепи.

— Ну, вот что: до утра постарайся вспомнить все, что забыл. А нет — мы сами напомним.

Задержанного уводят в КПЗ и я получаю наконец возможность навести справки.

— Разнорабочий второго СМУ, — поясняет Рат. — Живет здесь в общежитии. Между прочим, на восьмом километре у него тетка имеется. Помнишь бакинскую ориентировку? Похоже, он туда челночный рейс совершил. Но вещей не нашли: ни тех, ни самедовских. Или продал, или у кого-нибудь из дружков прячет. Есть там у них, в СМУ, подходящая компания. Боюсь только не опознает его Самедова, а предъявить мы ей обязаны.

Сегодня нам достали матрацы, но и без них мы бы тоже заснули как убитые.

Утром состоялось опознание, им четко командовал Зонин, Сразу видно: чувствует себя в родной следовательской стихии.

Вдоль стены стояли трое мужчин одинакового возраста, роста. Все — смуглые, на всех — низко нахлобученные кепи. И все-таки этот чем-то явственно отличается от остальных. Наверно, выражением лица, те-то спокойны. А может быть, мне все это кажется, потому что я его знаю.

Входит Самедова, долго присматривается попеременно то к одному, то к другому. Иногда, словно за подсказкой, оглядывается на нас. Со стороны заметно: она не узнала грабителя, но догадалась, кто из троих подозревается нами. Теперь ее мучат сомнения: мысль о ревизии, идущей в магазине, требует угодить нам, с другой стороны — собственная догадка может быть ошибочной. Тонкая штука — опознание: здесь в равной мере опасны и укрывательство и оговор. А от свидетелей такого типа можно ожидать и того и другого, в зависимости от ситуации.

Наконец Самедова принимает компромиссное решение:

— Темно был, точно не знаю. Этот похожий. — Она указывает пальцем в задержанного и тут же, будто обжегшись, отдергивает руку, повторяет: — Темно был, точно не знаю.

Рат хмурится: уверенности такое опознание не прибавило. А тут еще полуопознанный выскакивает вперед, от вчерашней ненависти и следа нет, только страх:

— Вай, клянусь аллахом — не я. Знаю, что в магазине работает, больше ее не знаю. Вай, начальник, клянусь — не я!

Зонин успокаивает его, обращается к Самедовой:

— Значит, у вас нет уверенности, что именно этот человек вечером двадцать девятого декабря ограбил вас и причинил тяжкие телесные повреждения дружиннику?

— Вай, что говорит!

Внешние данные, наличие мотоцикла с коляской, ножа, невразумительность ответов насчет вечера двадцать девятого — сегодня на допросе Зонину он заявил, что долго “выпивал” с товарищами, а потом поехали куда-то в гости, — все это даст серьезные основания подозревать его не только в злостном хулиганстве, за что он, собственно, и задержан. Но, с другой стороны, его удивление как будто искренне. Во всяком случае, наигранным его поведение не назовешь.