Сара взялась за цепи, внезапно занервничав. Насколько они безопасны? Это драгоценное маленькое существо. Это священное, чудесное человеческое дитя. На метр, более чем достаточно. Она отпустила цепи, и девочка понеслась, радостно болтая ногами.

– Выше, – приказала она.

– Ты уверена?

– Выше, выше!

Каждое новое ощущение пронзало ее. Оставляло болезненный след в сердце. Сара ловила свою дочь и снова подталкивала. Она поднималась и опускалась, возносясь в декабрьский воздух. Ее волосы развевались, наполняя воздух ее запахом. Девочка качалась молча, полностью поглощенная происходящим. Маленькая девочка, зимой на качелях.

«Моя дорогая Кейт, – подумала Сара. – Моя малышка, моя единственная. – Она снова и снова раскачивала качели. Девочка улетала и возвращалась в ее руки. – Я знала, знала, я всегда знала. Ты – огонек жизни, который я раздувала тысячу ночей. Я никогда не позволю тебе умереть».

45

45

Хьюстон.

Размокший город, поглощенный морем. Огромное городское болото, в котором остались стоять лишь небоскребы. Ураганы, проливные тропические дожди, ничем не сдерживаемые потоки воды с континента, сотню лет искавшие выхода в залив. Сотня лет приливов и отливов, наполнявших низины, прорезавших в земле забитые грязью протоки и дельты, кишащие заразой, которая уничтожила его полностью.

Они были в десяти милях от цели. Последние дни их путешествия были будто игрой в классики, они выискивали сухие места и сохранившиеся куски дорог, прорубаясь через заросли и тучи насекомых. Здесь природа во всю силу проявила свою зловещую мощь. Все здесь только и желало тебя ужалить, укусить, поглотить. Воздух был наполнен влагой и гниением. Деревья, перекрученные, будто заломленные руки, выглядели пришельцами из иной эры. Смотрелись они абсолютно искусственно. Кто вообще придумал такие деревья?

Наступила темнота, пропитанная химическим желтоватым свечением. Они едва ползли вперед. Даже Эми начала проявлять раздражение. Признаки ее болезни не убывали, напротив. В те моменты, когда она думала, что Грир на нее не смотрит, она прижимала ладони к животу и медленно выдыхала с болью на лице. На ночь они остановились на верхнем этаже дома, просто возмутительного в своей былой роскоши. Хрустальные люстры, комнаты размером с аудитории, и все покрыто черной, мохнатой плесенью. Коричневая линия в метре над мраморным полом, по всей стене, отметина того, до какого уровня когда-то поднялась вода при наводнении. Они устроились в огромной спальне, и Грир открыл окна, чтобы выветрился аммиачный запах. Внизу, в опутанном лианами дворе, виднелся заполненный грязной жижей бассейн.