– Хорошо. Но, как вы понимаете, я должен принять меры предосторожности. Оружия у меня с собой не будет – ни видимого, ни скрытого. Предлагаю вам тоже его не брать, и давайте наденем минимум одежды. Вездеходы оставим, каждый на своей стороне, метрах в ста от места встречи. Думаю, вполне подойдет полоса голой земли, примерно на полпути между нашими лагерями, у озера.
– Согласен. Пойду готовиться.
Он исчез с экрана.
– Жан, уверяю вас: должно быть, произошло ужасное недоразумение! Мы не желаем войны!
– Мы – тем более. Илия… – Голос его смягчился. – Обещаю, мы сделаем все возможное, чтобы прояснить это досадное недоразумение. До встречи…
Он едва не добавил «дорогая».
III
III
Мишо заглушил мотор и спрыгнул на землю. Впереди простиралась бесплодная земля, метрах в четырехстах остановился небольшой вездеход Эхихо.
Он медленно двинулся навстречу чужеземцу. Вечерний бриз приятно освежал голые ноги и торс. Издали элалухини выглядел лишь силуэтом, но силуэтом грациозным и гибким. На нем тоже почти не было одежды, и, сократив дистанцию, Мишо увидел, что Эхихо, гораздо менее высокий и массивный, чем он сам, обладал мускулатурой, которой бы позавидовали многие атлеты. Они были уже метрах в тридцати друг от друга, когда – практически одновременно – вдруг запнулись и остановились. Мишо, к своему удивлению, почувствовал, что его волосы встали дыбом.
«Да ведь это же просто абсурд! Передо мной – Эхихо, с которым я сотню раз говорил по телевизионной связи и который, во многих отношениях, мне гораздо более близок, чем десятки моих товарищей. Это брат Илии…»
Но оставшееся расстояние Мишо преодолел, уже ощущая некое странное отвращение, и с ужасом осознал, что его походка изменилась и теперь напоминала походку настороженного животного, палеолитического охотника. Вопреки его воле мышцы напряглись, глаза стали подвижными, как у какого-нибудь хищника. Мишо и Эхихо оказались лицом к лицу.
Он успел лишь мельком заметить кривую ухмылку на губах Эхихо, затем его накрыла волна ненависти, в тот самый момент, когда лицо другого перекосила страшная боевая гримаса. Разжав кулаки и выбросив вперед руки, Мишо ринулся на чужеземца, желая лишь одного – душить.
Даже не сошедший с места элалухини встретил его ударом в грудь, настолько сильным, что Мишо вскрикнул от удивления и боли – но уже в следующую секунду нанес ответный удар. Кулак с приглушенным звуком впечатался в плоть, и он ощутил необъяснимо-жестокую радость. Все в другом было теперь ему отвратительно: цвет кожи, голос, тяжелые вздохи, доходившие до него между ударами, запах теплого и живого мяса. Лишь одна мысль владела им, одно желание – убить, разорвать, раздавить, убить, убить, убить!