Тихо, почти беззвучно:

— Нет.

Сразу же за этим полустертым «нет» доносится странный, сдавленный, совершенно неожиданный звук. Слезы?…

— Карина!

Она вскакивает, не успев продумать последовательность движений, перед глазами темнеет, рассыпается металлическая пыль — прислониться виском к стене, сейчас пройдет, — бросается к плачущей девочке, обнимает, падает с ней вдвоем в кресло, подвернувшееся под колени. Карина рыдает молча и неудержимо, переломившись худеньким тельцем, по-птичьи вздрагивают острые лопатки и плечики, ритмичные всхлипы глушатся в ладонях, намертво прижатых к лицу. И ничего нельзя поделать, только беспомощно гладить по волосам, приговаривая бессвязное «успокойся». Она совершенно не умеет обращаться с детьми.

Брат и сестра стоят рядом, тихие, потрясенные. Дети Рыжего, которых она вообще панически боится. Подлокотник кресла неудобно давит на поясницу. Надо лечь. Не надо было вставать…

Карина поднимает заплаканное лицо, похожее на потекшую акварель:

— Я хотела ему рассказать. Я правда хотела… Но он уже ушел… туда.

— Она все врет, — безжалостно повторяет Рыжий-Рыжий. — Скажите ей.

Звездочка смотрит на Карину и тоже неуверенно всхлипывает.

Занавеска на полуоткрытом северном окне, за которым нет моря, вздувается парусом, сквозняк пронизывает комнату поперек, ветер холодит шею и смахивает на ковер смятый конфетный фантик. За спиной хлопает дверь. Звездочка и Рыжий-Рыжий бросаются в прихожую:

— Мама!

Ирина входит стремительным цокотом каблуков, она на каблуках всегда, всегда ухоженная и незаметно подкрашенная, эта женщина лучше нее во всем, она лучше всех, — и она уже знает. Неизвестно откуда, но с того момента, как это случилось, находиться рядом с ней стало немыслимо, невозможно, никак. Но она рядом всегда, она не отходит практически ни на минуту… в крайнем случае, оставляет детей.

— Карина? Ты плакала?

Любое слово Ирины звучит как обвинение, как выстрел. Рыжий-Рыжий откликается первый, начинает сбивчиво объяснять, в доказательство ищет по всему полу фантик. Вон он лежит возле ножки кровати, золотится из-под портьеры, а мальчик не видит… Она встает с кресла, делает шаг и приседает на корточки, ей давно уже легче присесть, чем нагнуться. Тянется за блестящим комочком, и в этот момент что-то в ней прорывается, мягко, не больно, непонятно. Течет на ковер струйка теплой воды. Расползается мокрое пятно.

— Ой, — хихикает Звездочка. — Ты чего?

Она беспомощно смотрит в темнеющий на глазах ковер:

— Не знаю.

— Что случилось?

Ирина, стремительная, резкая, оказывается рядом с Кариной на руках. Меняется в лице, ставит девочку на пол.