Вторая стрела проносится сквозь дым, затмевающий рассвет. Я подпрыгиваю, загораживая принца Мейлека, разрубая вторую стрелу напополам мечом, до того как та достигает его груди. Принц Мейлек отскакивает, глядя, как солдат падает на землю. Ньювалинская солнечная воительница мчится к нам верхом на драгокине, ее лук натянут, новая стрела указывает точно в искаженное гневом лицо принца.
– Стой! – кричу я, поднимая на нее свои мечи. – Он тебе не враг.
Сапфировые глаза воительницы недоверчиво сужаются. Она смотрит сначала на меня, отлично понимая, что я шаманка. Затем вглядывается в принца Мейлека и золотой обруч, венчающий его темные волосы.
– Эвейвианский принц, что предупредил нас?
– Да, – выдыхаю я, опуская клинки. – Он…
Меня прерывает жалобный стон. Моментально забыв о солнечной воительнице, я возвращаюсь к Саенго. Осторожно обхватываю ее лицо руками. Ее взгляд не фокусируется на мне, зрачки маленькие. Она едва дышит и стонет. Страх поселяется внутри меня.
Сейчас она не может умереть. Я одолела Ронина. Я сожгла тело Бездушного, чтобы уничтожить силу, которая соединяла его с Мертвым Лесом.
– Как такое возможно? – спрашивает солнечная воительница. Она спускается со своего драгокина и заглядывает мне через плечо. – У нее гниль.
– Она не умрет, – говорю я громко, однако солнечная воительница с сожалением качает головой.
– Для разбитой души нет лекарства.
Я прижимаю Саенго к своей груди, держа ее так же, как моя магия цепляется за ее хрупкую душу, прикладывая все усилия, чтобы удержать ее. Боль появляется у меня под ребрами, гулкое эхо того, что чувствует, должно быть, она. Слезы текут у меня по щекам, жгут мои разгоряченные щеки.
Я не смогла излечить ее прежде, пока Мертвый Лес был наводнен ядовитой магией Бездушного. Однако если источника гнили больше нет, теперь все должно сработать, так ведь?
Я не позволю ей умереть. Больше не позволю. Закрыв глаза, я прижимаюсь лбом к ее горячему лбу и пробуждаю свое ремесло. Магия Бездушного до сих пор циркулирует по моему телу, как дикое пламя, охватывающее кости. Она укрепляет мою собственную магию, когда я хватаюсь за душу Саенго.
Саенго ахает, извиваясь от боли, ее ногти впиваются мне в руку. Но я едва ли это чувствую. Моя магия окутывает ее душу, прикасаясь к каждой трещинке, рассматривая тепло ее души, ее силу, ее жажду жизни. Душа Саенго отвечает мне, тянется ко мне через нашу мысленную связь. Она мой фамильяр, мой проводник, а это означает, что у нее есть доступ к моей магии. Я распахиваю эту связь, усиливаю, позволяя моим силам наполнить ее, заполняя мелкие трещинки в ее душе, запечатывая раны, точно железом.