– Это какой-то портовый город в южных провинциях, – спокойно сказал Филар. – Судя по одежде прохожих, во время царствования моего деда.

Сцены сменялись быстро, за ними было нелегко поспеть. Яркий, но какой-то гниловатый, туманный свет залитых солнцем улочек сменился вдруг душной тьмой. Тьмой, в которой маячили ржавые проблески словно бы раздуваемого тут и там жара, что подсвечивал ползущие полосы дыма. Кажется, это было помещение, полное людей, лежащих на полу, едва прикрытом грязными тряпками. Выглядели они как клубок чудовищ с обезображенными лицами, резкими, высохшими чертами – или, иной раз, напухшими, покрытыми сочащимися гноем язвами. Морды их маячили во тьме вокруг, отовсюду вытягивали к Багрянцу свои руки с длинными, словно когти, сломанными ногтями, а он, дрожа, шел по центру прохода с несколькими медяками в руке.

Лежащие заполняли весь пол, и было видно, что лежат они группками по несколько человек, передавая друг другу побулькивающие трубки с прицепленной к тем снизу керамической емкостью, в которой то и дело разгорались угли, а с другой стороны люди потягивали жирный дым, черный, словно от горящей смолы.

– Хархаш, – пояснил Филар. – Наверняка портовый город на севере, там были такие курильни Смолы Снов. Эта – для последних бедняков, тех, кто почти отсюда не выходит, почти ничего не ест и лежит, погрузившись в бред, пока не закончатся деньги, хархаш или жизнь. Тогда их выбрасывают в канал и освобождают места для новых. Те, кто еще может двигаться, порой нападают ночью на прохожих, воруют. Такие готовы на любую подлость, только бы заработать на кусочек смолы.

Шпион тем временем стоял, дрожа, окруженный испарениями, и протягивал ладонь куда-то вверх: на той лежали медяки. В темноте перед ним что-то начало двигаться, и из лоснящихся от пота, сплетенных тел высунулась отвратительная грязная женщина в рванине, с опухшим лицом и вишневыми язвами. Было видно, как она шевелит губами, пытаясь сосчитать четыре монеты, а потом глаза ее расширились от ярости, и она бросается на Багрянца. Наверняка была она женщина довольно невысокая и исхудавшая – если не обращать внимания на опухоли – но со странной перспективы, которую давала «выжималка», казалась огромной, как гиппопотам, когда лупила шпиона, свернувшегося клубком, палкой, а потом отвешивала ему пинки.

– Ругается, – заявил Филар. – Жалуется, что родила бесполезного лунного пса вместо девочки, которая имела бы чем заработать и смогла бы о ней позаботиться как следует. Теперь просто ругается… А теперь проклинает судьбу, Багрянца и вообще все на свете.