– Красные волы, – пояснил Багрянец. – Некогда, до прихода Пророчицы, их разводили на мясо. Теперь в этом нет нужды, потому что Подземная не позволяет потреблять тела детей земли. Можно только то, что растет, а женщинам и девочкам еще молоко и сыр. Оставили только коров, да и то немного. А волов отпустили, а потому они подохли от голода и жажды. Везде есть такие вот кладбища.
– Странно, – отозвался в задумчивости Бенкей. – Я проверил каждый куст калечника. Ни одного плода. Даже зеленого.
– Дети ходят в пустыню и собирают все, что можно съесть, потом относят это в храм, туда, где весь провиант, который разделяют жрицы. В этих местах мало что растет. Калечник, лишайники, песочные корнеплоды. А сейчас голод. Если кто-то во время собирательства съест хоть ягодку, отправят на жертвенный стол.
– Для нас это означает одно, – сказал Сноп. – Тут везде могут скрываться люди.
Багрянец покачал головой.
– Не здесь. Тут все собрано до последнего стебелька. Но чем ближе к горам и дорогам, тем внимательнее стоит быть.
Потом солнце опустилось, а мы ехали дальше, наслаждаясь вечерней прохладой. Делали лишь короткие постои, чтобы напоить лошадей.
А потом небо вдруг покраснело, а солнце стало проваливаться под землю, чтобы взойти над подземным миром Праматери. И тогда я почувствовал, как по спине моей бегут мурашки, потому что услышал мрачный рев умирающего чудовища. Рога Красной Башни. Далеко, но отчетливо. Я не сумел бы забыть этот звук.
– Кишлак Баракардим, – сказал Багрянец. – Как я и говорил. В двух стайе отсюда, прямо на запад, перед нами.
– Хорошо, – сказал Сноп. – Я не глухой.
Вынул «глаз севера», а потом указал рукой параллельно своему плечу.
– Туда. Ровным темпом, строй не растягивать. Н’Деле в авангард.
Так мы и ехали в ночь.
Кишлак мы не видели, разве что на горизонте помаргивал огонек, крохотная искорка среди ночи, которая быстро угасла.
– Масла мало, – пояснил Багрянец. – Потому лампы они зажигают только там, где это необходимо. К тому же в темноте они обязаны спать. Нужно иметь силу для работы на поле. Только работа, молитва и сон. Говорят, что нельзя позволять бездельничать, потому что тогда человеческие овцы начинают злоумышлять.
Рассвет застал нас в следующем ущелье, прикрытыми сетью, а вдали видели мы светлую полосу тракта. В воздух подымалась туча пыли – это по дороге двигались три колесницы. Ехали неторопливо, я видел блеск на доспехах возниц и косах, воткнутых в гнезда на бортах, – походило на стальные крылья. Стрелки сидели сзади, свесив ноги над дорогой и подскакивая на выбоинах.