– Дорога еще на стайе идет на север, а потом сворачивает в сторону гор, – заявил Багрянец. – Нам нужно отступить в пустыню и обойти ее с севера.

– Потеряем день, – рявкнул Сноп. – Лучше подождем, пока она не опустеет, и пересечем ее, а потом прямо в горы. Там будет проще спрятаться, да и чуть срежем дорогу к долине.

– Если так, то прошу у тохимона позволения надеть одежды жреческого существа, которые есть у меня в седельных сумах. Тогда даже если мы наткнемся на войско, возможно, они на какое-то время поверят, что вы – мой эскорт. А даже если не поверят, будут настолько пойманы врасплох, что не потянутся за оружием. Войско сейчас не боится ничего, кроме храмов и жрецов.

– Он прав, – признал я неохотно. – Более того, я не вижу, каким образом эта хитрость может принести нам вред. Сделаем, как он говорит, поскольку если бы он хотел нас предать, то не будет иметь значения, как мы тогда будем одеты.

Бенкей полез во вьюки на одном из онагров и достал сверток с красным одеянием и маской. Багрянец слез с коня и оделся, а мы смотрели на это в мрачном молчании.

Потом мы еще немного подождали, чтобы удостовериться, что на тракте не осталось никого, отбросили ветки и осторожно свернули сеть. А потом Бенкей пополз, держа перед собой взведенный арбалет, укрывшись сетью. Остановился наверху каменистого холма, среди сухих кустов калечника, и принялся осматривать теперь путь в обе стороны. Потом присел, поднял руку, и мы вышли из ущелья, погоняя едущих в середине группы онагров. Я держал коня Бенкея за мундштук, а когда мы приблизились, разведчик свистнул коню и вскочил на ходу в седло, легко и уверенно.

Мы как могли быстро пересекли тракт, а после направились в сторону гор, которые начинали уже подниматься на горизонте, и казалось, будто они на расстоянии вытянутой руки. Местность сделалась холмистой, покрытой возвышенностями и скалами, с сухими, изогнутыми стволами деревьев.

Нам пришлось замедлиться и чаще проверять путь. Мы были прикрыты лучше, чем в плоской степи, но и сами видели меньше.

А потом мы вышли на еще одну дорогу и на абы как очищенную от камней дамбу, окружающую прямоугольную площадку высохшей грязи. Видимо, тут должна была собираться вода во время зимних и весенних дождей, но я и понятия не имел, что такое могло дать, если уж потом вода впитывалась в мертвую, яловую пыль пустыни.

Дальше мы нашли еще такую же емкость, и, когда ветер дул в нашу сторону, чувствовали отвратительную вонь, а кони наши впадали в панику. Когда мы подъехали еще ближе, от грязи взлетела туча мух и стая отвратительно кричащих стервятников.