– Пусть жреческое существо извинит, но дорога в горы закрыта. Там могут скрываться опасные темножители.

– Не свойственно, чтобы оценка принадлежала тем, кому не дано знать. Дорога обязанности была поставлена и ведет туда, куда должна.

– У эскорта нет флажков, – упирался стражник. – И на них нет предписанных одежд. Я должен увидеть подорожные бумаги или глейт.

– Дела храма имеют собственное течение. Затруднения вызывают гнев и наказания.

– Прости, жреческое существо, – сказал всадник и опустил копье. – Глейт.

– Что ж, – вздохнул Сноп. – Если нельзя по уму…

Одной рукой он перехватил копье всадника и дернул его вперед, после чего рубанул горизонтально, через горло. Еще до того, как всадник свалился с коня, мы отбросили плащи и подняли арбалеты. Звон тетив прозвучал почти одновременно, как быстрый ритм барабанчика. Второго, кто блокировал нам проезд, две стрелы буквально смели с седла, я выстрелил в стоящего с моей стороны дамбы, и тяжелая стрела расколола ему череп, что разлетелся, как перезрелый плод, но Ньорвин промазал по стражнику, в которого целился. Солдат сорвался в галоп, а Сноп поднял свой арбалет и попал ему в затылок. Всадник упал на конскую шею, а потом свалился, будто мешок, на землю.

Адептка в желтых одеждах и с бритым черепом убегала через поле, отчаянно крича и шлепая сандалиями по мелкой воде. Сноп оглушительно свистнул сквозь зубы, а Бенкей рванул галопом, догнал и, склонившись в седле, рубанул девушку по голове. Она пробежала еще несколько шагов, а потом упала лицом вниз, подергивая ногами, и в мутной воде вокруг ее тела расползлось красно-коричневое пятно.

Я соскочил с седла, подошел к стоящему на коленях человеку и рассек ремни, которыми его запястья были привязаны к коромыслу. Попытался вынуть у него камень изо рта, но не сумел. Он продолжал трястись и даже не пытался подняться.

– Убегай, – сказал я ему. – Убегай в горы.

Он развернулся ко мне, а после вдруг схватил меня одной рукой за запястье, а второй за пояс и наделся на мой меч. Камень приглушил его крик, а вытаращенные глаза помутнели. Я отскочил, вырывая клинок, а несчастный скатился по дамбе.

Все остальные продолжали стоять на коленях с обращенными к земле лицами, с ладонями, сомкнутыми на затылке, и ни один не сдвинулся с места. Только вокруг бились на ветру храмовые флажки. В остальном стояла тишина.

Мы уехали, и до той поры, пока ни поглотили нас горы, не встретили больше никого.

Единственным следом присутствия человека был воткнутый в середину тракта флажок с надписью «ЗАПРЕЩЕНО».

Мы ехали долиной между горными вершинами, среди карликовых хвойных деревьев. Со всех сторон стояли скалы и осыпи, а над головой было небо. Несколько раз мы смотрели на карту, на которой Ульф обозначил нам, где находится долина кирененцев, но он-то смотрел сверху, а мы снизу и не могли ничего распознать.