Ахххххум!

– Он велел нам сосредоточиться на мальчике, – напомнила она.

Перебрав еще несколько фотографий (которые, казалось, все прибывали и прибывали, уж во всяком случае, сейчас их было намного больше, чем в начале), Чарльз откликнулся:

– Что я должен делать?

– Рассказывайте ему что-нибудь, – сказал Блеймир. – Обо всем, что видите на фотографиях… там на них много, много историй. В конце концов, разве не этого все мы хотим, разве не в этом нуждаемся? В рассказах и историях.

Чарльз наклонился над фигуркой на столе.

– Привет, Том! – Имя правильно легло на язык, как попкорн в кинотеатре. (Они с Труди водили когда-то этого мальчика в кино? Чарльз вообразил, что это было, что они делали это, много раз.) Он порылся в фотографиях, одну за другой выложил их перед лицом мальчика. Но у мальчика закрыты глаза… так ли? В самом ли деле закрыты? Чарльз был уверен, что заметил щелочку, похожую на полоску света под дверью. И тут, как раз собравшись перевернуть еще один снимок, он замер… на фотографии был мальчик, тот самый мальчик, что лежал сейчас перед ним, и он обнимал Чальза за ноги так крепко, как только сын может обнимать за ноги своего отца. – Это ты… – начал он хрипло.

Том, его зовут Том, – сообщил голосок внутри.

– Ты стоял рядом со мной. Ты был огорчен, – сказал Чарльз. Он сказал так, потому что помнил это. – Я помню… я это помню! – крикнул он и впился глазами в фотографию. Он не представлял, кто мог их снимать, потому что Труди тоже стояла в кадре, с огорченным видом.

Труди подняла на него глаза и…

– Хомяк, – сказал Чарльз, как будто напоминал ей про что-то само собой разумеющееся. Но Труди…

Ахххххум!

… безучастно смотрела на снимок.

– Том, – прошептал Чарльз и погладил лоб сына, наклонившись к нему как можно ближе. И он напомнил мальчику, как у них в гостях были Рэй и Джин, как Том хотел показать хомяка двум их дочкам, Ребекке и Лоре. Но был так возбужден и так торопился, поднимая деревянную дверцу клетки, что…

Чарльз помотал головой.