Поэтому он делал вид, будто передает записки Энди, точно так же, как скармливал Чарли и другие выдумки. Он действительно видел Энди весьма часто, хотя лишь на мониторах. Отец Чарли действительно соглашался участвовать в тестах, но был один маленький нюанс: он ничего не мог, у него не получилось бы заставить ребенка сунуть в рот леденец. Энди превратился в большой толстый ноль, озабоченный только телепрограммой и временем получения следующей таблетки. Он больше не высказывал желания повидаться с дочерью. Если бы они встретились, если бы она увидела, что с ним сделали, ее сопротивление вполне могло возрасти. А он, Рейнберд, очень близко подошел к тому, чтобы «взломать» Чарли. Она уже хотела, чтобы ее уговорили. Нет, что угодно, кроме этого. Чарли Макги больше никогда не увидит своего отца. Рейнберд предполагал, что очень скоро Кэп самолетом Конторы отправит Энди в лагерь на Мауи. Но об этом девочке знать тоже ни к чему.

– Ты действительно думаешь, что они позволят мне увидеться с ним?

– Несомненно, – без запинки ответил Рейнберд. – Не сразу, разумеется. Он их козырь, и они это знают. Но в какой-то момент ты сможешь сказать им, что больше ничего для них не сделаешь, пока они не позволят тебе увидеться с ним… – И замолчал. Наживка была брошена, большая, сверкающая, она скользила в воде. Ощетинившаяся крючками и совсем не вкусная, но этот маленький несговорчивый ребенок не имел об этом ни малейшего понятия.

Чарли задумчиво смотрела на Рейнберда. Больше они на эту тему не говорили. В тот день.

Теперь, неделей позже, Рейнберд резко изменил свою позицию. Он сделал это не по какой-то конкретной причине, а прислушался к интуиции, которая сказала ему, что пропагандой больше ничего от Чарли не добиться. Пришла пора действовать от противного, памятуя о Братце Кролике, умолявшем Братца Лиса не бросать его в терновый куст.

– Помнишь, о чем мы говорили? – начал он разговор, начищая пол на кухне. Чарли делала вид, что выбирает что-то в холодильнике. Она стояла на одной ноге, поджав вторую, чистую и розовую. Рейнберд видел ее ступню, и эта поза пробудила в нем какие-то детские воспоминания. Было в ней что-то доэротическое, почти мистическое. Его сердце вновь потянулось к девочке. Она обернулась, на ее лице читалось сомнение. Собранные в конский хвост волосы падали на плечо.

– Да, – ответила она. – Помню.

– Знаешь, я тут подумал и спросил себя, с каких это пор я стал экспертом, чтобы советовать. Мне ведь даже не дадут в банке ссуду в тысячу долларов на покупку автомобиля.

– Джон, это ничего не значит…