Чарли оторопела, но захихикала: такие шутки часто смешили ее, потому что были неприличными. Справившись со смехом, ответила:

– Нет, огонь я зажигать не буду. Я дала себе слово. Это плохо, и я не стану этого делать.

Все, пришло время остановиться. Рейнберд думал, что может двигаться дальше на чистой интуиции, но признавал, что и она способна подвести. Опять же, он устал. Работа с девочкой оказалась не менее утомительной, чем вскрытие одного из сейфов Раммадена.

Слишком легко пойти дальше и допустить непоправимую ошибку.

– Да, конечно. Наверное, ты права.

– Ты действительно сможешь увидеть моего отца?

– Я попытаюсь, детка.

– Мне очень жаль, что тебя заперли здесь со мной, Джон. Но я этому очень рада.

– Да.

Они еще поговорили о всякой ерунде, и она положила голову ему на руку. Он чувствовал, что Чарли засыпает – было уже очень поздно, – и когда сорок минут спустя дали электричество, она крепко спала. Ударивший в глаза свет заставил ее шевельнуться, и она повернула голову, уткнувшись в руку Джона лицом. Он задумчиво смотрел на тоненькую шею, ее нежный изгиб. Такая мощь в столь хрупкой костяной колыбели. Неужели это правда? Разум все еще сомневался, но сердце уже поверило. Это раздвоение казалось Рейнберду странным и удивительным. Сердце чувствовало, что это правда, совершенно невероятная правда, и даже слова безумного Уэнлесса – совсем не фантазия.

Он поднял девочку и отнес в кровать. Когда накрывал одеялом, она пошевелилась. Он импульсивно наклонился к ней и поцеловал.

– Спокойной ночи, детка.

– Спокойной ночи, папуля, – ответила она сиплым, сонным голосом. Повернулась на бок и затихла.

Рейнберд смотрел на нее еще несколько минут, потом вышел в гостиную. Десять минут спустя примчался Хокстеттер.

– Отключилось электричество, – сообщил он. – Из-за грозы. Чертовы электронные замки, блокируются намертво. Она…

– Она будет в порядке, если ты захлопнешь пасть, – прошипел Рейнберд. Огромные руки схватили Хокстеттера за лацканы белого халата и подтянули так близко, что перепуганное лицо врача оказалось в дюйме от лица индейца. – И если ты еще раз поведешь себя так, будто знаешь меня, будто я совсем не уборщик с формой допуска «D», я тебя убью, разрежу на куски, пропущу через мясорубку и скормлю кошкам. – Хокстеттер бессильно хрипел, в уголках его рта пузырилась слюна. – Ты меня понимаешь? Я тебя убью. – И он дважды тряхнул Хокстеттера.

– Я п-п-понимаю.

– Тогда пошли отсюда. – Рейнберд вышвырнул Хокстеттера, бледного, с округлившимися глазами, в коридор.

Огляделся в последний раз, потом выкатил тележку и закрыл за собой дверь с автоматическим замком. В другой комнате спала Чарли, так крепко, как не спала многие месяцы. А может, и годы.