– Обычный обморок, – определил он. – Для начала ей неплохо бы основательно подкрепиться…

Девушка между тем открыла глаза и внимательно на него посмотрела. У нее было хорошенькое, остренькое личико, которое – на его взгляд – уродовали золотые проколки и кольца в губах и ноздрях. Кожа у нее была белее снега. Она села, оправила свои бесформенные одежки.

– Простите, что так получилось, – проговорила она, голос ее имел странное придыхание. – Я уже нормально себя чувствую. Надеюсь, ничего не покрушила?

– Исключительно благодаря доктору Беккету, – ответила старшая медицинская сестра. – Вы что, поскользнулись?

– Голова закружилась. Боюсь высоты.

– В таком случае… что ж вы там делали, под потолком, да еще в этой небезопасной одежде? – осведомился Дамиан.

– Это не я придумала. Украсить больничный покой – отличная идея. Ну, я и вызвалась.

Она сидела на краешке стола, чуть сгорбившись, болтая ногами в белых чулках и тускло-розовых туфлях из нубука. Современные такие, грубые, без задника, на высокой, валкой, книзу сужающейся подошве. Все в пятнах не то краски, не то клея. Дамиан с трудом сдержался, чтоб не сказать: карабкаться на стремянку в подобной обуви – идиотизм. Вместо этого спросил:

– Когда вы вообще ели в последний раз?

– А, не помню, – был ответ. – Я сюда спешила, опаздывала, выбежала на голодный желудок.

– Я собирался в столовую, не то позавтракать, не то пообедать. Не составите компанию?

Медсестры сложили горкой на столе рядом с ней фрукты, которые высыпались у нее из карманов. Она даже не взглянула.

– Ну ладно. Если только за компанию…

В грузовом лифте, в сопровождении двух санитаров в светло-зеленой униформе, с пустой тележкой, они спустились в подвальное помещение, где была столовая. Художница ежилась, скорее всего от холода, в такой хлипкой одежде немудрено.

– Меня зовут Дамиан, Дамиан Беккет, – наконец-то представился Дамиан. – А вас?

– Маргарита Уимпл. Маргаритка.

Они вошли в столовую, в которой давным-давно, примерно еще с шестидесятых годов, обосновались пластмассовые стулья под дерево; на бледно-зеленых стенах висели довольно неожиданные эстампы – яркие абстрактные, стремительные композиции. Как обычно, пахло здесь кулинарным жиром, слышался лязг металлических заварных чайников. В дверях художница заколебалась, ее белое лицо сделалось еще белее.

– Вам, кажется, не совсем хорошо, – сказал Дамиан, быстро отыскал взглядом свободный столик, усадил ее, спросил: – Чем вас угостить?

– Все равно. Лучше овощами. Стараюсь не есть мяса.