В оставшиеся месяцы беременности он сделался своего рода мучеником пересудов, за его спиной постоянно шептались. Все «знали» суть, но, поскольку ни Дамиан, ни Маргаритка не сделали никому доверительных признаний, расцветали махровым цветом всевозможные гадательные намеки и домыслы. Маргаритка, правда, с каменным выражением лица заявила во всеуслышание: ей вообще не нужен этот ребенок, ей все равно, как он там развивается, все равно она откажется от него, пусть другие люди этим интересуются. Когда на мониторе возникли первые ультразвуковые изображения плода, как он там потихонечку барахтается в своей жидкой ванне, Дамиан случился поблизости. Маргаритка отвернулась от экрана. Доктор Нанджувейни спросила:
– Вас интересует пол младенца? Некоторые предпочитают не знать заранее.
– Это девочка! – тут же провозгласил Дамиан. – Отлично видно. И чувствует она себя неплохо.
– Доктор Беккет, прошу вас… – сказала Маргаритка, – шли бы вы куда
Дамиан устраивал няням собеседование. Они приходили, садились на софу в его элегантной квартире, пялились на картины. Он сообщал кандидаткам, что через три месяца сюда прибудет новорожденная, его собственная дочь, просто мать не сможет ее нянчить. С профессиональным сочувствием они смотрели на маркие обои и обивку мебели. Одну из нянь – дружелюбную и самую старшую из семи («Я с детства, почитай что с одиннадцати лет при детках, все их повадки знаю») – он отверг, поскольку она ирландка, к тому же религиозная (на шее медальон с соответствующим изображением). Другая кандидатка, самого высшего разряда, имела вид слегка чокнутый и заторможенный, она заявила, что Доклендс – не самый подходящий район для детей. Им… нужен… свежий… воздух, процедила она брезгливо, словно выговорить даже эти слова для нее огромное усилие. Дамиану не понравилось ощущение, что он вот-вот сделается зависим от няни, должен будет задабривать какую-то незнакомую женщину. В конце концов он остановился на датчанке по имени Астрид, в первую очередь потому, что она понимала в живописи, искренне обрадовалась знакомым полотнам Патрика Херона и Терри Фроста и сказала спокойно, без пафоса, что для ребенка очень хорошо расти в окружении цвета.
На седьмом месяце Маргаритка чуть было не потеряла малышку. Пролежала неделю в больнице с симптомами преэклампсии. Странные подушечки надутой плоти вдруг образовались вокруг ее тоненьких как спички щиколоток. Дамиан приходил каждый день. Проверял состояние ее тела и тела своего ребенка, жившего в ее теле. А она с ним больше и не разговаривала. Строптивость из нее вышла, на смену явилась пугающая смесь обреченности и страха. Когда Дамиан говорил, что положение плода – удачное или что давление у нее стало получше, она отвечала безразлично: «Ну и хорошо», как будто не ждала ни хороших, ни плохих новостей.