Торстейнн предложил плыть морем. Из Шотландии в Норвегию, в Берген, а оттуда в Сейдисфьордур на востоке Исландии. Плыть предстояло неделю.

Они взяли билеты на небольшое торговое судно с четырьмя каютами для пассажиров и немногословным экипажем. Судно зашло в порт на Фарерских островах, потом, проплыв между вздымающимися из воды скалами, вокруг которых не было ни клочка земли и не пенился прибой, вышло в Атлантику. Оно, покачиваясь, пролагало себе путь меж зеленых валов с белыми гребнями, осыпавших его солеными брызгами. Небо не переставало меняться: опаловое и вороненое, травянисто-зеленое и багровое, серебристо-синее и бархатно-черное, исполненное мерцания звездных россыпей. Когда только позволяли обстоятельства, они с Торстейнном стояли на палубе и глядели вперед. Назад Инес не смотрела. Ощущая на языке, испещренном черными жилками, вкус соли, она размышляла о женщине из Библии, которая оглянулась и превратилась в соляной столп. Нет, она не столп. Она как море: та же безудержность, то же тяжелое дыхание. Новому ее сознанию прошлое представлялось неосязаемее паутины. Мать – развеянный в воздухе пепел и костная мука, осевшая на цветках, на миг слепившихся из пены бурной речушки. Безмятежные трапезы вдвоем, невозмутимое остроумие матери, мерцание керамических углей в газовом камине – все это едва помнится.

Она распахнула облекавшие ее одежды и подставила тело встречному ветру и брызгам. На ногах она держалась твердо и морской болезнью не страдала. Торстейнн с львиной осанкой, как бывалый моряк, стоял рядом и улыбался сквозь бороду.

Ее занимали мысли о его плоти. Зашевелилось желание впиться зубами в шею или щеку и выгрызть кусок – в этом была отчасти симпатия, отчасти любопытство: посмотреть, что получится. Подавить этот порыв было нетрудно, и все же она провела языком по зубам – острым как бритва кремневым резцам и зловещим базальтовым коренным. Теперь ей приходили и человеческие мысли, и каменные. Каменные – неповоротливые, крапчатые, шероховатые, дикие. Она не знала, как выразить их ни на своем родном языке, ни на одном известном ей иностранном: они, твердые, собирались, сталкивались, складывались в кучу, скатывались вниз.

Исландия приближалась, и Торстейнн, настоящий исландец, оживился. Он рассказывал про первых поселенцев – в том числе святого Брендана, который в пятом веке вместе с братией приплыл сюда из-за моря на коракле[137] и встретил огромного косматого злыдня, а тот прогнал монахов, бросая в них кусками раскаленного шлака, которые подхватывал кузнечными щипцами. Брендан был уверен, что достиг края вселенной, что вулкан Гекла – врата в преисподнюю. В девятом веке сюда приплыли викинги. Стоя с Инес на борту, Тонстейнн, к своему изумлению, обнаружил, что тыльная сторона ладоней у нее обросла кордиеритом, серо-синими кристаллами с вкраплениями песочного цвета: камешки неказистые, но, если смотреть на них под определенным углом, на некоторых гранях словно зыблется драконья чешуя. Викинги, рассказал он, пользовались способностью этого минерала поляризовать свет, и ночью, когда источником света были луна и Полярная звезда, камень этот служил им компасом. Он повернул ее руки ладонями вниз: кристаллы блестели и мерцали в сумерках, точно капли воды на снастях или курчавая пена за бортом.