Конь повернулся и понесся прочь в заледеневшую чащу.

По краю неба уже разливался свет. Слезы у меня на щеках замерзали на холодном ветру предзимья. Золотой перекинулся, взял меня на руки и понес через врата, домой.

Когда я проснулся, мать заставила меня одеться в лучшее и повела ко двору королевы, на праздник. В просторном зале было тепло, и все вокруг сверкало яркими, чистыми красками, радующими глаз. Повсюду красовалась работа искусных мастеров: лиственные узоры, вотканные в наши одежды; узоры цветочные, вырезанные или выложенные мозаикой на столешницах; затейливые вязи на полу и на тарелках. Запахи были легкими и приятными: пахло цветами и вкусной едой – спелыми фруктами, воздушными пирожными. Менестрели играли чудесную музыку; многие танцевали, а остальные сидели за столами по старшинству, и ели, и пили, и вели беседы.

Все мои ровесники были здесь: наряженные к празднику, они сидели со своими матерями и выглядели точь-в-точь, как старшие, только моложе и беззаботнее.

Золотого в зале не было. Он терпеть не мог такие сборища.

Я сел рядом с Хенной, моей сестрой и подругой. Полукровки – те, которые не приходились мне братьями или сестрами и носили свою человеческую суть открыто, а не прятали за спиной, – сновали среди нас с подносами из зеленого стекла, предлагая фрукты и сласти. Все угощались. Все вели себя так, будто эти подносы просто плавают в воздухе сами по себе.

Я коснулся запястья одной из служанок. Та замерла и уставилась на меня, широко распахнув желтые глаза. Уши у нее были остроконечные, как и у всех нас, глаза раскосые, подбородок узкий… но пахло от нее человеком. Служанка согнулась в поклоне – таком глубоком, что ее запястье выскользнуло у меня из пальцев, – и поспешила прочь.

Хенна смотрела на меня, не скрывая удивления.

Мы не замечали полукровок. Мы никогда до них не дотрагивались. Мы пустили их в подземную страну только из милости. И они должны быть благодарны – за то, что прислуживают в чертогах фэйри, а не роются в грязи наверху. Это низшие существа. Полулюди. Полулюди? А кто такой я, чтобы их осуждать?

Я моргнул, обвел взглядом пиршественный зал… и внезапно осознал, что нас здесь вдвое больше, чем я думал. Те, которые стояли, носили подносы, ходили среди сидящих, скользили между танцующих…

…в каждом из них – куда больше от фэйри, чем было во мне, когда я увидел лицо своего отца в зеркале Золотого.

Ни одного из них я не знал по имени. Девушка, до которой я только что дотронулся, стояла у стены и что-то шептала парню постарше, с круглыми ушами. Потом она заметила, что я на нее смотрю, и потупилась.