Озма только плечами пожала. Она-то еще совсем молода. Она будет жить еще многие-многие годы. Хотя симпатичный молодой констебль в кармане еще недавно думал о себе в точности то же самое… но это лучше выкинуть из головы.

К тому времени, как Зилла с Джеммой вернулись из храма, леди Фраликс приняла решение выпустить птиц на волю, и чем скорее, тем лучше.

– Я и держала-то их только потому, что дом казался совсем пустым, – сказала она. – В Бриде слишком уж тихо. Вот в огромном городе под названием Тук божьи дома полны красно-зеленых птиц, порхающих с места на место и разносящих благие вести.

Зилла, Джемма и Озма понесли птиц наружу – клетку за клеткой, клетку за клеткой. Птицы волновались, отчаянно щебетали. Леди Фраликс наблюдала за этим из окна спальни. Начался дождь.

Оказавшись на свободе, птицы вовсе не обрадовались. Скорее, они были сбиты с толку. Не разразились радостным пением, даже не полетели прочь. Пришлось Озме выгонять их из клеток. Тогда птицы принялись кружить у дома, бить крыльями в окна. Леди Фраликс задернула занавеси. Одна из птиц ударилась о стекло с такой силой, что сломала шею.

Озма подобрала мертвую птицу – комок перьев с раскрытым клювом.

– Вот бедняжки, – вздохнула Джемма.

Джемма была ужасно мягкосердечна. Дождь с лица передником утирать начала. Из волос ее торчали перья.

– Куда деваются духи птиц и зверей? – тихо спросила Озма у Зиллы. – Отчего мы их не видим?

Зилла взглянула на нее. Глаза матери блестели, щеки разрумянились.

– Я их вижу, – сказала она. – Так же ясно, как и все остальное. Хорошо, что ты, Озен, не можешь их видеть. Добропорядочные люди вовсе не видят духов. Ни птичьих, ни человеческих.

– Леди Фраликс знает, что я девочка, – сообщила Озма.

Джемма была занята – отгоняла от дома птиц, вовсю размахивая руками и хлопая в воздухе промокшим передником. Дождь лил сильней и сильней, но Зилла этого словно не замечала.

– А еще она говорила, что я должна быть осторожна. Думаю, это потому, что я становлюсь мальчишкой. И, пожалуй, она права. Теперь я писаю стоя. И сложена по-другому. И там, внизу, появилась штука, которой раньше не было.

– Дай-ка взглянуть на тебя, – велела Зилла. – Повернись. Да, вижу. Однако я тут совсем ни при чем. Должно быть, ты как-то ухитрилась добиться этого сама. Надо же, какой ты растешь предприимчивой… Надо же, неудобство какое…

– На самом деле, так гораздо удобнее, – возразила Озма. – Писать стоя мне нравится.

– Нет, так не годится, – сказала Зилла. – Такое не слишком добропорядочно, это уж точно. Сегодня ночью мы все исправим.