Вечером, перед сном, он представлял себе ее профиль, такой, каким видел его на уроках: высокие скулы, короткая стрижка, черные прямые волосы. Ника, Ника, неужели мы никогда больше не увидимся?..

И сегодня, в первый весенний день, Ника вернулась.

Отчего же Кириллу так грустно?

Вот и звонок с урока. Кирилл подхватывает сумку и, нарочно не спеша, идет к дверям. Ника не замечает его, но уже почти в коридоре он слышит ее смех… и вдруг понимает: он никогда не слышал, чтобы Ника смеялась вот так – беспечно, радостно, счастливо…

Кирилл спускается в раздевалку, залезает на подоконник. Давным-давно они с Никой разговаривали здесь. Он рассказывал о Заграничье, а Ника… Ника больше слушала. Почему Кирилл не расспрашивал ее, почему только сам рассказывал одну историю за другой, гордый, как надутый индюк? Может, если бы он лучше слушал Нику, она рассказала бы, куда собирается.

Четыре месяца Кирилл говорил себе: когда Ника вернется, расспрошу ее обо всем. Четыре месяца верил, что вот здесь, на этом подоконнике, она расскажет, что случилось. Вернется – и все будет как раньше.

Сегодня Ника вернулась – и Кирилл понимает: ничего больше не будет, как раньше.

Он смотрит в окно: первый весенний день, капли срываются с сосулек, сугробы оседают, еще немного – и растают. Еще немного – и зазеленеют верхушки деревьев, у старушек на вокзалах появятся подснежники, можно будет не застегивать куртку, а потом и вовсе оставлять дома.

Прошлой весной Кирилл был в Заграничье. Прошлой весной он еще ничего не знал о Нике.

Он садится поудобней, обхватив колени руками. О чем теперь думать перед сном? Чего теперь ждать?

Сегодня – только первый день весны, раздевалка еще вся увешана куртками. За ними Кирилла на подоконнике совсем не видно – и ему тоже не видно никого. Он здесь один… теперь это его одинокое секретное место.

Но вот куртки приходят в движение, будто кто-то раздвигает их руками. Кирилл хочет спрыгнуть с подоконника, но не успевает: откинув последнюю куртку (серую, с коричневым капюшоном), появляется Ника.

– Я так и думала, что ты здесь, – говорит она. – Подвинься, я тоже сяду. Знаешь, сколько мне всего нужно тебе рассказать?

– Конечно, я знал, что мы продаем им энергию, – говорит Кирилл, – это вовсе не секрет. Но мне и в голову не приходило, откуда она берется. Помнишь, мы когда-то обсуждали – можно ли отдать слезу ребенка за всю красоту мира?

– Да, – кивает Ника. – Ты тогда еще сказал, что главное – любой ценой избегать страданий.

– Это я не всерьез, – смущается Кирилл. – Хотя как подумаешь, что на нашем страдании действительно кто-то зарабатывает… Но тогда я этого не знал, я только пошутить хотел, типа парадокс придумать.