– Как ты можешь тогда заниматься историей, если не веришь, что она существует?

– А что, нельзя заниматься тем, чего не было? – ответил Никита. – Это как изучение народных сказок. Не обязательно верить в драконов, чтобы их исследовать. Да и вообще: если заниматься тем, чего не было, возможностей куда больше. Только недалекому исследователю нужен реальный, а не вымышленный объект изучения.

– То есть я – недалекий исследователь? – возмутилась Лёля.

В ответ Никита закатил глаза: Ну вот! Опять началось! – и, в самом деле, началось, потому что Лёля ненавидела эту презрительную гримасу, которая появлялась у Никиты всякий раз, когда Лёля хотела серьезно поговорить об их отношениях.

Сейчас, конечно, стыдно вспоминать, как смотрели на нее профессора всех пяти факультетов, когда она, накричавшись, выбежала вон из столовой, едва не сбив с ног старичка-профессора с матмеха.

Ну и что дальше? Теперь Никита разобидится, сам ни за что не позвонит, а Глеб будет увиваться вокруг, надеясь, что Лёля снизойдет до него.

Не дождется! Дружить с ним, может, и прикольно, но встречаться? Ни за что!

Впрочем, лучше бы Лёля дала проводить себя до метро: Никиты все равно нигде не было, а теперь, спустившись с эскалатора, она одна вышагивает длиннющим переходом, где в этот вечерний час никого больше нет.

Стучат каблучки италийских туфель, эхо гулко отдается от стен – Лёле кажется, даже громче обычного. Она останавливается, но за спиной еще несколько секунд отчетливо слышно цок-цок-цок. Лёля вздрагивает и оглядывается: нет, конечно, никого нет. Нервы ни к черту, думает она. Как сегодня в библиотеке-то!.. Чуть до потолка не подпрыгнула!

Лёля улыбается и, поправив сумку на плече, идет дальше. Цок-цок-цок тут же возвращается – теперь не только сзади, но слева и справа. Лёля снова замирает – на этот раз цоканье не утихает еще с полминуты, перемещаясь вокруг, словно беря в кольцо.

По спине ползет неприятный холодок, Лёля прижимает к себе сумку и бросается бежать – и тут цоканье окружает ее со всех сторон, будто несколько человек одновременно постукивают по полу, потолку, стенам…

Лёля останавливается, стук крови в висках не может заглушить неумолчное цок-цок, доносящееся уже со всех сторон, словно кто-то подает сигналы, выстукивает тревогу секретным шифром – тем самым, тюремным, дограничным.

Лёля зажимает уши руками. Я буду кричать, я позову милицию!

Нет, только не милицию, с ужасом понимает она. У меня же с собой… прямо в сумке…

Что, Глеб, не мог принести в другой день? Вот идиот! Кто его просил? Как знал, что мы поругались с Никитой!