Звякает колокольчик, лифт замедляет движение, вот-вот откроются двери.

Я выкрикиваю имя дочки. Грейси плачет, дверца для похищений захлопывается, и только теперь я обретаю власть над своими руками. Я колочу по дверце. Пытаюсь просунуть пальцы в щель между дверцами, снова течет кровь, и я лишь слышу, как дочка зовет меня.

Прикладываю ладонь к металлу. Он холоден и не вибрирует.

Оборачиваюсь к пу́галам. Они начали отступать, некоторые что-то бормочут и покачивают головами. Я хватаю мужчину в костюме в мелкую полосочку за лацканы, ударяю его о стену с такой силой, что его голова отскакивает от нее, но он может лишь вскрикнуть и затем сползти по стене на пол, а я не могу его удержать. Я выпускаю его лацканы, и он сворачивается в комок скорби у моих ног.

Женщина из ниши не отошла от меня.

– Пожалуйста, – шепчу я ей.

– Вы взяли одного из их числа, – говорит она.

– Нет, я… я лишь вернул свою дочь.

– Они воспринимают это иначе. Вы взяли одну из их числа, и теперь они не выпустят вас, пока не дадите им тринадцать взамен.

Я смотрю на нее, не находя слов. Слова, как ни странно, повторяются эхом у меня в голове, в них нет смысла. Это так же невозможно, как этот мир за дверцей.

– Дать им? – говорю я наконец. – Как, черт возьми, я могу дать им тринадцать детей?

Выражение ее лица резко меняется, губы дрожат. Она поднимает руку, чтобы утереть слезы.

– Разве не видите? Для того и дверца.

И тут я понимаю. Она плачет не обо мне.

Ошеломленный, я осматриваю из конца в конец движущийся узкий коридор, смотрю на скорлупки населяющих его людей, и я понимаю. Они плачут не обо мне, не о Грейси, даже не о детях, которых я видел внизу. Они плачут о самих себе, потому что все они сделали именно то, что только что сделал я, и теперь они здесь в ловушке.

Дать им тринадцать взамен.

Немытые и оборванные отцы и матери, разбросанные по коридору, – теперь сами похитители. Они – чудовища, похищающие чужих детей, они должны отдать тринадцать, чтобы заплатить за одного своего.

Или они безнадежны, неспособны заставить себя сделать это, похитить чужого ребенка, и они знают, что вследствие этого они в ловушке в этом аду навечно.

Я выкрикиваю имя дочери.

И думаю, что будет дальше.