Слышится шарканье и шепот. Взглянув через плечо, вижу их, эти пу́гала в человеческом облике. Мужчина в костюме в тонкую полосочку, грязный голый человек с бородой, женщина из ниши и десятки других. Грейси замечает их и снова начинает плакать, но я могу лишь крепче прижать ее к себе одной рукой, тогда как другую я держу на холодном неподвижном металле дверцы для похищений. Хочу закричать на них, на эти бедные скорлупки, крикнуть, чтобы отошли, но они и так не подходят ближе. Только смотрят, ничего не предпринимают. Смотрят на нас с жалостью.

Чувствую, что металл дверцы для похищений начинает вибрировать и теплеть, и из меня рвется победный крик. К черту их жалость.

Рукой, прижатой к металлу, я чувствую дрожь металла, это свидетельство движения лифта. Пытаюсь забраться ободранными пальцами в щель между дверцами, открыть их на себя. Не сомневаюсь, что слышу…

– Голоса, – говорит Грейси. – Ты слышишь?

– Слышу. – Да, я слышу голоса по другую сторону дверцы для похищений.

Гудение стихает, металл становится холоднее, и я чувствую, как надежда во мне умирает; нет сомнения, что мне предстоит умереть. Но так продолжается недолго, гудение возобновляется, металл теплеет, и лифт по другую сторону от дверцы для похищений снова движется, но на этот раз в нем не слышно голосов.

Я открываю дверцу от себя с такой легкостью, что начинаю скулить от облегчения, и слезы катятся у меня по щекам. Наш мир на месте, он – по другую сторону от дверцы. Лампы в лифте на мгновение меркнут, слышу играющую в нем тихую музыку. И я думаю, это тот же самый лифт или другой по другую сторону от границы миров? Но я знаю, что это не имеет значения. Никакого. Лифт пуст, но движется, меняются номера над дверью, позвякивает колокольчик, и я не знаю, как долго дверца будет открыта, поэтому я проталкиваю в нее Грейси, проталкиваю от себя. Она цепляется за мою куртку, но я отрываю ее руки и пропихиваю ее через открытую дверцу. Она с глухим стуком падает на пол лифта, и это самый желанный звук, который я слышал в жизни. Она оборачивается, такая смелая теперь, и говорит мне:

– Давай, папа. Давай. Быстрей.

Но я не могу.

Барьера нет. Дверца остается открытой. Грейси стоит, широко раскрыв глаза, зовет меня, просит последовать за ней, но она слишком напугана, чтобы вновь подойти к дверце для похищений.

Я просто не могу. Мое тело не последует за ней. Я вою. Я в ярости. Я поднимаю руки, но не могу заставить их двинуться к проему, не могу заставить их пройти через него. Слышу шарканье пу́гал вокруг себя, этих потерянных людей, которые советовали мне вернуться, которые говорили, что я не знаю, что делаю. Теперь они молчат, только смотрят на меня, они – части теней в этом пространстве.