Отбросив лопатку в сторону, Масти опустил руки и обреченно уставился на пережженный «шепот». Все было кончено. Магнус снимет с него шкуру, что наверняка позабавит этих уродов в прихожей. Проклятый Иворн со своим проклятым расследованием! Проклятая девка… Если бы не они… Петрам понимал, что ему следует предпринять хоть что-то, но голова отказывалась думать. Страх сменился ужасом, ужас – обреченностью, обреченность – апатией. Лекарь потерял счет времени и продолжал пялиться на испорченное зелье, пока… Он и сам до конца не понял, что с ним произошло.

Облегчение пришло внезапно, словно с его головы сняли пыльный мешок. Навалившееся безразличие ко всему неожиданно придало ясности уму. Мысли, более не скованные страхом, потекли привычным потоком. Петрам окинул лабораторию цепким взглядом, пытаясь найти выход из положения. Будь у него неделя времени, все необходимое оборудование и реагенты, он бы мог попытаться спасти хотя бы часть товара. Но что он мог сделать за считанные минуты?

– Только притвориться, что все в порядке, – спокойно заключил Петрам и сжал зубы, пытаясь примириться с совестью.

Партия была огромной. Кто знает, сколько людей погибнет по его вине, хотя… почему это по его вине? В конце концов, это из-за Иворна он не смог проследить за процессом сушки и вовремя снять противень с огня. Оправдание и близко не тянуло на достойное, но совесть проглотила его не задумываясь. Масти достал из недр ближайшего шкафа самую большую ступку и принялся измельчать слипшиеся комья шепота, ссыпая результат на широкий кусок обработанной кожи. Так, по крайней мере, порошок походил на настоящий. Ни у кого не возникнет вопросов до первого вдоха, ну а после него вряд ли кто-то будет способен их задать.

5.

В прихожую Масти вернулся совершенно иным. Собственная комната, как и головорезы Магнуса, предстали перед ним в новом, совершенно обычном свете. Тощий спешил и явно нервничал. Петрам обратил внимание, как мечутся из стороны в сторону его мелкие, похожие на крысиные глаза; с каким возбуждением он расхаживает взад-вперед, бормоча неразборчивые проклятия.

Кривоносый тоже не стоял на месте, и лекарь подметил его легкую, почти незаметную хромоту на правую ногу – скорее всего, старая, плохо зажившая рана. Правдоподобное допущение, учитывая, что в бандитском обществе этим страдал каждый десятый. А еще его мучила какая-то красная сыпь на шее, которую он успел расчесать едва ли не до крови. У кучерявого толстяка Масти не заметил никаких изъянов, кроме, пожалуй, лишнего веса и непроходимой тупости. Тот, как показалось лекарю, до сих пор так до конца и не понял, куда попал и что от него требуется. Именно такие и доставляют больше всего неприятностей.