– Сиана не твоя настоящая мать, но она была очень набожной и преданной. Я сказала ей, что боги наградили меня двумя
Я прячу лицо в дрожащих ладонях. Слова Одивы разрывают мне сердце. Я скорблю больше, чем когда-либо, о потере матери, которая любила меня, хоть ее и не связывали со мной кровные узы. Хоть меня и разъедает сейчас чувство предательства.
– Два года назад, после смерти Сианы, я почувствовала еще большую ответственность за твою жизнь, – объясняет Одива. – К тому же, чем старше ты становилась, тем сильнее напоминала своего отца. Я почувствовала еще более глубокую связь с ним через тебя и осознала, как сильно скучаю по нему. – Она вытаскивает кулон из черепа вороны и нежно поглаживает рубин. – Он был великим человеком, Сабина.
– Что случилось… с ним?
У меня сдавливает горло от слов «моим отцом». Если я произнесу их – даже мысленно – то, значит, поверю в слова Одивы. Но это ложь, предупреждение серебристой совы.
Ее лицо мрачнеет.
– Я никогда не играла песнь сирены для твоего отца. И он никогда не должен был умереть от моей руки. Но боги все равно отняли у него жизнь… вскоре после того, как я забеременела тобой. И наказали меня за то, что я полюбила его, заковав его душу в цепи. – Ее глаза темнеют и становятся еще чернее. – Когда я встретила его душу на мосту, то попыталась переправить его в мир Элары, но тут обрушились волны и налетел ветер, а его снесло к Вратам Тируса.
Слезы струятся по ее щекам. Это ужасно. Невинный человек не должен расплачиваться за грехи Одивы. И я не должна за это платить. Я не хочу быть их ребенком.
От этой мысли по коже расползаются мурашки. Я не могу отделаться от нее… и вдобавок начинаю искать доказательства этому. Одива смогла отыскать меня здесь потому, что между нами тоже существует связь, как между матерью и дочерью.
Она придвигается ближе.
– Разве ты не видишь, что ты особенная? Боги оставили
Я безвольно опускаю руки. Тело охватывает невероятная усталость. Не думала, что способна ощутить подобное после получения благодати золотого шакала.