Я слушала, порой понимая, что забываю вдыхать.
Как бы невероятно ни звучало то, что я слышала, – отрицать, что оно звучит логично, я не могла.
– Я стал учиться. Пытаться. Пробовать. Я вновь и вновь перемещался в Харлер, пытаясь обрести контроль над своими способностями, стараясь попасть в нужное мне время. Сперва – в настоящее. Это оказалось не столь сложно, как я думал; человеческим магам подобное хорошо знакомо… нужна лишь некоторая сноровка и должная концентрация. Разрыв между моими визитами сначала составлял годы, но после годы обратились в месяцы, а месяцы – в часы. И когда я понял, что могу попасть в Харлер в ту самую минуту, в какую я оставил его в прошлый раз, я решил, что время пришло. Я попробовал вернуться не в ту же минуту, а в прошлую. Всего-навсего минуту. – Он помолчал. – То стало моей последней прижизненной ошибкой.
Сквозь полупрозрачное тело сида я видела книжные корешки в шкафу. Иные из них были сиреневыми, как его глаза.
– Что произошло? – тихо спросила я, когда молчание затянулось.
– Я шагнул в прореху, но не вышел по ту сторону. Я затерялся во времени.
– Безвременье?..
– Это было… всё равно что ходить по льду. Льду прозрачному, как хрусталь. Я видел океан времени под своими ногами, но не мог нырнуть в него. Тогда-то моя жизнь и закончилась. – В отрешённом голосе не было ни печали, ни боли. – То, что ты видишь – призрак, принадлежащий безвременью. Моё тело исчезло, растворилось где-то в пространстве меж мирами. Я утратил все способности своего народа: эмпатию, песни стихиям, всё. Я способен становиться невидимым и неосязаемым, но то же умеет любое привидение. И я не смогу вернуться обратно в свой мир, в тот день, когда я шагнул в прореху… не смогу, даже захотев. Ибо Ллеу Колборна больше нет. Есть один его отзвук, который тоже вскоре исчезнет.