Я молчала, отчётливее всего понимая лишь то, что мне сделалось до дрожи жутко.

– Там, где я потерялся, времени нет. Я не знаю, сколько пробыл там, бродя по прозрачной границе, отделяющей меня от мира живых, в поисках того, что меня интересовало. Сперва я бился об эту границу, пытаясь разбить её, разрушить, каким-то образом проникнуть за неё. После понял, что это бесполезно, – и просто ходил, глядя на человеческие судьбы, разворачивающиеся под моими ногами. Широкие цветные ручьи живых картинок, убегающие к горизонту, смыкающиеся, пересекающиеся, а вместе – сливающиеся в тот самый океан… Ваши жизни, от рождения до смерти. Я мог пройти вдоль любого из этих ручьёв и смотреть, как подо мной течёт чья-то жизнь. И в конце концов я нашёл то, что искал. Я нашёл твою жизнь. – По едва заметному движению его руки я поняла, что он сильнее сжал пальцами раму. – Я три раза просмотрел её. От начала до конца. Можно сказать, прожил вместе с тобой.

– Три? – Мои ослабевшие ноги сделали невольный шаг назад. – Но это же…

– Около пятидесяти лет? Верно. Не считая времени, что я потратил, пока искал тебя. Вначале пришлось найти нужный век – в безвременье меня выбросило рядом с судьбами людей, живших спустя двести лет после тебя. Когда я нашёл жизни твоих современников, оставалось только идти в этом направлении, среди ручьёв всех жителей Харлера выискивая твой. – Кажется, его это веселило. – Как ты понимаешь, я пробыл там долго. Но мне было чем заняться.

Я наткнулась на кровать, и подкосившиеся ноги заставили меня сесть.

Даже если то, что говорил сид, правда, даже если он повинен во всех моих бедах – соизмеримо ли его наказание с его преступлением?..

– Просмотрев твою жизнь в третий раз… ту её часть, где ты жива и счастлива, ведь она прервалась, когда я утащил тебя на Эмайн, а конец твоей истории разворачивался уже в другом веке, и его искать я не хотел… Скорее от безысходности, чем от чего-либо ещё, я вновь попробовал пробиться в твой мир. И на сей раз меня пропустили, – сейчас в словах не было даже отзвука радости, которую сид, должно быть, испытал в тот момент. – Я сумел вырваться на пару мгновений, спустя которые меня затянуло обратно, но у меня получилось. Позже я осознал, что грань безвременья расступается, лишь если я отрину все эмоции… Что ж, за полвека у меня была возможность этому научиться. У меня было всё время мира, дабы усовершенствовать единственный навык, что мне оставили. Или подарили заново? Возможно, странствовать во времени могут лишь те, кто принадлежит безвременью. – Сид посмотрел на меня – с той же отстранённой улыбкой, вгонявшей в сердце иглу тоскливой жути. – Я пробовал выходить в этот мир снова и снова. И каждый раз мог продержаться в нём чуть дольше, прежде чем безвременье возвращало меня за грань. Когда я понял, что могу оставаться в реальности достаточно долго для разговора, который обязан провести, я пришёл к твоей матери. Тогда я ещё не мог контролировать точный момент времени, в который меня выбрасывало… Всякий раз это был некий эпизод твоей жизни, но какой – заранее предсказать я не мог. Меня выкинуло той весной, когда тебе исполнялось тринадцать; впрочем, для меня не было разницы, когда говорить твоей матери то, что я должен был сказать. – Он опустил руку, просвечивавшую, словно белая калька. – Я пришёл к Сабелле Форбиден и рассказал ей правду. Всё, что случится, когда тебе будет семнадцать. И ушёл обратно в безвременье, уверенный, что на этом всё закончится.