– Ты…
Но он уже исчез. Растворился в воздухе, как всегда. Либо перешёл в призрачную форму, либо вовсе ушёл в безвременье, которому он принадлежал.
– Ты! Вернись! – Я всё-таки сорвалась на крик. – Я не хочу, я не…
Слова застряли в сжавшемся горле – и я сорвала плакат со стены, выкинула на пол книги с полок, забарабанила кулаками по штукатурке: готовая сделать что угодно, лишь бы унять эту невыносимую душащую злобу, плавившую сердце огнём отчаянного бессилия, замещавшую все мысли одним-единственным
Очнулась я, поняв, что мизинцы обжигает боль. Уставилась на покрасневшие отбитые пальцы, на обессилевшие дрожащие руки.
Ярость отступила схлынувшей волной.
…если я убью себя, он обязан будет вернуться. Раз уж он так заинтересован в том, чтобы я жила. Но я ведь тогда всё равно умру; а если сиду нет дела до моих желаний, станет ли он тратить последние силы на то, чтобы спасти десяток презренных людишек, когда для меня исход будет один?..
А ведь мама знала. Знала про то, что это за чёрная тварь. Знала про то, каким будет конец нашего путешествия. Знала, что умрёт – из-за меня.
И перед смертью взяла с меня обещание, что я поеду в Фарге…
Скрипнула дверь. Обеспокоенное «Лайза» заставило меня поднять глаза, которые жгло огнём – без слёз; взглянуть на Рок, Эша и Питера, застывших на пороге.
– Что случилось? – резко спросил брат, разглядывая устроенный мной кавардак.
Я опустилась обратно на кровать, глядя, как Питер аккуратно собирает книги, возвращая их на полки. Кажется, на те самые места, с которых я их выбрасывала: я плохо запомнила расположение, но книги были расставлены строго по цветам и высоте корешков.
– На кого ты кричала? – спросила Рок – куда мягче Эша.
Я молчала.
Я разомкнула губы, лишь когда Питер сел рядом со мной и, взяв мои руки в свои, заглянул мне в глаза, задавая немой вопрос.
Ему не ответить я не могла. Только не ему.
– Сид приходил. Поведал мне кое-что, – бесцветным голосом проговорила я. – Я… Я завтра расскажу, ладно? Мне надо это обдумать.
– Что обдумать, Лайз?