Голос Питера словно гладил меня по щекам невидимыми пальцами.
– Одну важную вещь. Прости, не могу сказать. Не сейчас. – По телу разливалась такая усталость, будто я пробежала марафон. Неудивительно, учитывая, что предшествовало разговору с сидом, который трудно было назвать лёгким. – Утром. До утра я всё… решу.
– Лайз…
Рок мягко положила ладонь брату на плечо, заставив его осечься.
– Эш, пойдём, – сказала баньши, которой, видимо, моё лицо сообщило больше любых слов. – Завтра так завтра.
Брат снова посмотрел на меня. На пальцы Питера, накрывавшие мои.
Круто повернувшись на пятках, удалился, – и Рок последовала за ним, словно незримо подталкивая в спину, отрезая возможность вернуться.
– Чем я могу помочь? – когда дверь закрылась и мы остались одни, спросил Питер так деликатно, что мне снова захотелось плакать.
Он наверняка видел, что сейчас я
– Побудь со мной, – хрипло попросила я. – Просто побудь. Пока я не засну.
…скоро мы уже лежали на кровати, и я обвивала руками его шею, утыкаясь ему в плечо, вдыхая знакомый запах можжевельника и ореха, чувствуя, как ласковые пальцы перебирают мои волосы. И думала, что, быть может, это всё-таки ещё одно видение Повелителя Кошмаров – всё это. Или что я так и не просыпалась с момента, как мне явился сон про висельницу в белом платье, так похожую на меня, – а лучше с момента, предшествовавшего тому, как маму свалила неведомая хворь. Вот сейчас я открою глаза в собственной постели и услышу, как мама на кухне поёт и жарит тосты на завтрак; и пускай окажется, что Питер мне только приснился, в этом кошмаре нам всё равно не быть вместе.
Вот было бы славно, если б это был только кошмар.
Только страшный безумный сон.
Только…
Я даже не заметила, как уснула.
* * *
Спала я без сновидений. Очень крепко. Только закрыла глаза, а потом открыла – будто всего секунду спустя, но сквозь шторы гостиной уже пробивался солнечный свет.
Питер снова был здесь. Сидел на краю кровати, глядя на меня, и в мятных глазах нежность мешалась со странной щемящей безнадёжностью. Словно он вёл обратный отсчёт до момента, когда я проснусь и всё же расскажу то, что не смогла рассказать вчера, – и знал, что, какими бы ни были мои слова, ничего хорошего они не принесут.