– Скоро очнется, – определила Офелла. – Я дам ему поспать еще немного.

Она пошарила под накидкой. Аталоэ присела подле Кестеля, перевернула его на спину. Лицо того было спокойным, на щеке – след от слезы. Аталоэ быстро стерла его, чтобы не заметили сестры.

– Я дам ему поспать немного дольше, – прошептала Аталоэ и, прежде чем ее успели остановить, выхватила нож и трижды всадила в сердце Кестелю.

Из его рта вырвался краткий вздох, тело вздрогнуло и застыло.

Аталоэ встала и, не глядя на тело, вытерла окровавленное лезвие о сапог.

– Его следовало отдать в руки старших сестер, – ледяным тоном сообщила Марисса.

– Да что он там знал! Напрасная трата времени.

– Старшие сестры хотели бы решить сами.

Аталоэ Мастерия Этаэ спрятала нож и с вызовом глянула на товарок. Марисса посмотрела Аталоэ в глаза и в конце концов заставила потупиться. Офелла задумчиво повертела в ладонях флакон с золотистой жидкостью, затем спрятала его под плащ.

Аталоэ присела у стены, уперлась в нее спиной, закрыла глаза и задышала спокойно, ожидая следующего шага Мариссы. Было слышно, как та встала над телом. Аталоэ почти слышала и то, как Марисса выбирает самые ядовитые, хлесткие слова – но они так и не прозвучали.

А вместо них прозвучало ласковое и насмешливое:

– Любовь моя, а его раны затягиваются.

Аталоэ открыла глаза. Офелла сидела на корточках у тела и вливала в губы золотистое снадобье. Капли спешили в рот будто живые.

Офелла посмотрела на медальон, сорвала с шеи, открыла и несколько минут глядела на запечатленное лицо – свое лицо. Затем Офелла равнодушно закрыла медальон и, похоже, задумалась о чем-то, не связанном с ним.

^– Ведь поганая же кончина, – сказала Аталоэ. – Меня мало что трогает, но когда подумаю о том, что его ожидает, – мурашки по спине. В аду и то легче.

– Сестра, похоже, ты стала слишком уж впечатлительной, – заметила освежившаяся после путешествия Офелла Мастерия Диама и качнула рубиновым вином в бокале.

Бокал стоял и перед Алией, но она не коснулась его. Сестры сидели в небольшой комнате посреди башни. Оттуда открывался самый лучший вид. Марисса оперлась о подоконник и глядела на сожженную землю внизу.

– Это, по-твоему, впечатлительность? – усомнилась Аталоэ. – Четвертованный будет без конца умирать, возвращаться к жизни, приходить в себя и снова терять сознание. Представишь, и чуть ли не самой больно.

– Да, слишком уж впечатлительной, – подтвердила Офелла.

– Нет. Но всему есть предел.