– Наверное, не больше, а может, даже и меньше. Но я не жалуюсь. Ты встанешь на ноги и выдержишь, а когда князь сменит гнев на милость, у меня будет саг с долгом благодарности. Это же кое-чего стоит, правда?

Вахаба ненавидел долги благодарности. Но если уж с Ванго, то можно и потерпеть. Вахаба знал Ванго или, по крайней мере, думал, что знал. Если уж иметь такой долг, то лучше у Ванго. Пусть он вор и мошенник, и очень даже может быть что и убийца, но Вахаба отчего-то доверял ему.

– Князья так быстро не меняют гнев на милость.

– Я могу устроить тебе работенку-другую у народа с предместий, – предложил Ванго.

– Я не пошел с князем убивать хунг и не пойду убивать для головорезов с предместий.

Ванго развел руками.

– Ну, как хочешь. Но ты бы быстрее вернул долг, и твоя жена заулыбалась бы.

– Не говори о моей жене.

– Как хочешь, – повторил Ванго. – Но в городе над тобой смеются. То бишь смеялись, когда смехом над тобой можно было поправить настроение. Теперь тебя вовсе не замечают. А когда замечают, то говорят, что ты «выброшенный саг», мол, слишком уж чувствительный для сага.

– Пусть говорят что угодно.

– Ну, мне-то все равно. Есть в этом и свои хорошие моменты. Например, тебе стали доверять самые подозрительные могильщики и хотят делать с тобой дела. Мне-то чем плохо?

Вахаба опорожнил кружку и грохнул ею о стол.

Когда Сим открыл ворота, те заскрежетали. Мерзкий звук ранил слух, заслышавшие его прохожие оборачивались.

Вахаба подумал, что пусть оборачиваются. К дьяволу их.

– Ты не мог бы, наконец, смазать петли? – спросил Вахаба злее, чем намеревался.

– Господин, я смазываю, но обычным маслом, а оно почти бесполезное.

Еще с улицы Вахаба услышал музыку. В его гостиной играли на фортепьяно. Когда Вахаба зашел, то сразу направился на второй этаж, в гостиную. Играл Минсур, а Мики танцевала под музыку. Мики казалась совершенно чужой, будто ее совсем ничего не связывало с Вахабой.

А еще она казалась безумной: танцевала в одиночестве, в пустом зале.

Музыка умолкла, Минсур встал, склонил голову.