Размышляя об этом, я осознала, что моя раненая шея до сих пор ощутимо ныла. Слив очередной тазик с мутно-кровавой водой в унитаз, я осмотрела себя в зеркале ванной комнаты и обнаружила у себя на шее рваную ранку — достаточно небольшую, но глубокую. Она все еще иногда лениво плевалась кровью, чего я совершенно не ощущала, пока занималась уничтожением улик. Аптечки в квартире не было — это я помнила еще по прошлым своим обыскам, — поэтому я не придумала ничего лучше, как разрезать одну из чистых простыней, пропахших хлоркой, и использовать ее в качестве повязки. И стоило мне, закончив, замереть в пространстве, не занимая больше ничем руки и голову, как последняя мгновенно начала наполняться непрошеными и пока слишком сложными для меня вопросами.

Что мне было делать дальше? Куда идти? Обратно в Дом Бархатных Слез? Существовала ли вообще вероятность того, что меня там не ждали церковники? Пусть совсем недавно я готова была заключить со священниками сделку и отдать им свою свободу и, вероятно, жизнь в обмен на возможность провести остаток последней рядом с любимым, сейчас мои намерения коренным образом изменились. Я не для того выжила в схватке с безумным зверем, что почти зажевал меня заживо, чтобы потом покладисто положить голову на плаху. Я безмерно устала, но сдаваться вот так больше не желала.

— Придется погостить у вас немного подольше, детектив, — проговорила я, заставив себя посмотреть на него, хотя делать это было физически неприятно. — Надеюсь, вы не будете против.

Полотенца, которыми я его обмотала, уже пропитались кровью, и мне вдруг пришло в голову, что она не будет течь так сильно, если посадить его. Я не могу объяснить логически, почему думала об этом и почему меня вообще это волновало, но я буквально не могла избавиться от этой идеи. Гаррис был ужасно тяжелый и, кажется, у него уже начался процесс трупного окоченения, потому что двигать его было очень непросто. Тем не менее, прикладывая гору усилий, мне удалось припереть его спиной к кухонной тумбе, после чего — тихо сползти на пол напротив, ощущая, как от перенапряжения — нервного и физического — у меня дрожат руки. Нужно было срочно придумать себе еще какое-нибудь дело, просто чтобы не оставаться в этой жуткой тишине, просто чтобы не думать о том, что произошло и что теперь будет дальше.

«Хана, где ты?»

Голос прозвучал в моей голове без всякого предупреждения так громко, словно его обладатель говорил в невидимый наушник, и так напугал меня, что я вскрикнула в голос, а потом судорожно зажала рот ладонью.