— Как скажите, — буркнул Мардред.

В проем втекли Хегельдер, лучник Эллион, братья Левеандил Око Бури и Рамендил Эндермеран, Люка и несколько любопытных детей.

— Выведите их, — махнул Остин.

Когда детей выставили, Хегельдер вздохнул:

— Всевидящий, это правда.

С нижних этажей слышались крики и вопли перепуганной гномы.

— Она весь приют на уши поставила, — мрачно заметил Эллион, отступая к окну.

— Что мне ей рот заткнуть? — Сердился Остин.

Из коридора прилетел гомон голосов и шелест одежд. Осыпая страшными проклятиями приют, его владельца и всех постояльцев к покоям убитого подходил валларро Одэрэк Серый Аист.

— Поздно затыкать, — поморщился Люка, отстраняясь от двери.

И вовремя — та с шумом распахнулась и в покои влетел взбешенный эльф. Его сопровождал вчерашний победитель Ортанс, слегка взъерошенный, с белесым инеем на ресницах и темно-золотых волосах.

— О, нет! О, горе! Мальчик! Мой, дорогой! Тебя убили! Безжалостно, зверски убили во сне! — По-эльфийски мягкий, с легким звоном, и одновременно отталкивающе тяжелый голос раскатился по комнате рокотом злобного грома.

Одэрэк бросился к убитому, упал на колени у кровати и медленно сомкнул меж ладоней откинутую безжизненную руку Тингона.

— Холоден, как камень. Прекрасен, как весенне утро. Как? За что? Во имя чего? Дикость. Кощунство. Твоя кровь будет отомщена. Тот, кто совершил это варварское деяние — понесет неотвратимую кару. Я клянусь, что не сомкну глаз и не возложу еды в рот, пока не добьюсь признания, от того, кто это сделал.

— У вас есть предположения? — Полюбопытствовал Остин, когда почтенный эльф выплеснулся гневом и замолчал.

Валларро обернулся — мудрое спокойное лицо преобразилось до неузнаваемости; Остину показалось — из глаз Одэрэка выплеснулось холодное пламя, а сам он обратился в костлявое, с истлевшей кожей и мертвой душой существо. Владетель Ательстанда сделал шаг назад, моргнул, а когда глянул на Одэрэка снова — наваждение пропало.

— Я знаю, кто убил лучшего мечника Эмин Элэма, — певуче молвил тот.

— Кто? — Люка упер руки в боки.

— Исчадие ночи, — промурлыкал Одэрэк, но в нежности голоса таилась неприкрытая ненависть.

— Габриэл? — Удивился Левеандил.