Объяв сознанием родной мир, еще раз оглядев его напоследок, Ульдиссиан уль-Диомед дал силам полную волю и разнесся, рассеялся по всему мирозданию. Его уходу из мира смертных сопутствовала яркая огненно-алая вспышка света, ничуть не пугавшая – напротив, вселившая радость в сердца тех, кто остался внизу…

И навсегда – ведомо о том хоть кому-нибудь, или нет – изменившая мир, называемый Санктуарием.

* * *

Первым неладное заметил Мендельн. Правду сказать, перемена казалась столь очевидной, что он весьма удивился, не услышав вокруг испуганных воплей.

Луга обрели прежний вид. Буро-зеленые травы мягко, лениво колыхались на легком ветру.

Не без опаски «ощупав» окрестности острием костяного клинка, Мендельн не обнаружил в траве ничего угрожающего, зато отыскал нечто иное – причину царившей в лугах тишины. Все до единого эдиремы оказались недвижны, точно каменные изваяния.

А впрочем, нет, не все. Двое из окружающих направлялись к нему, и обоим он был очень рад… хотя вовсе не ожидал их увидеть.

Ахилий… Серентия… живые-здоровые!

Оба взирали на Мендельна с не меньшим изумлением, явно весьма озадаченные переменами, постигшими и окрестные земли, и их самих. Что ж, по крайней мере, причина последнего Мендельну была известна.

– Ульдиссиан, – с дрожью в голосе пояснил он. – Это все он.

– Но как ему удалось? – спросил лучник, не в силах сдержать улыбки. Да, он вновь стал самим собой, прежним, с детства знакомым Ахилием: даже от зияющей раны в горле ни следа не осталось. – Как?

– Над этим вопросом без толку ломают головы даже они, – отвечал вместо Мендельна Ратма.

Обернувшись, все трое увидели Древнего. Изможденный, осунувшийся, он и впрямь выглядел древним старцем, прожившим на свете многие сотни лет. В волосах его серебрилась седые пряди, некогда юное лицо покрылось густой паутиной морщин, а главное, общей их жизнерадостности Ратма вовсе не разделял.

Едва взглянув, куда он указывает, все трое поняли, отчего.

От пятерых огромного роста крылатых созданий веяло такой мощью, что воинство, спускавшееся на Санктуарий с неба, в сравнении с ними казалось скопищем детворы.

– Ангирский Совет, не иначе, – выдохнул сын Инария. – Отец о них говорил… и вот они здесь, в нашем мире.

При виде такого зрелища Мендельн невольно вздрогнул.

– Но для чего?

Древний мрачно взглянул на новоприбывших.

– Поскольку лишь мы здесь не лишены способности двигаться, стало быть, нам сие выяснить и надлежит.