— Н-не дождешься, — просипел Дурбин и оскалился. — В-выследи… т-только… ам-млетов на нем… много.

— Не спасут, — Ежи отступил к лесу. Вроде всего-то шаг, но уже звенит, гудит вокруг чаща, а знакомая тропа вновь ложится под ноги, приглашая.

Лес знает.

Лес смотрит.

Лес… приведет, куда надобно, если поверить. Ежи готов был поверить и платить тоже. А потому, остановившись, вытащил из-за пояса ритуальный нож. Подумалось, что за все-то годы жизни его ни разу пользоваться не пришлось.

И к лучшему.

Это не было ритуалом, ибо ритуал требует точности, выверенности и опутан многими правилами. Это… было памятью?

Чем-то кроме?

Ежи не знал, но, вспоровши кожу на запястье, прижал руку к зеленым мхам и сказал:

— Моя кровь — твоя кровь…

Сказанное слово упало да утонуло в зеленых недрах. А лес… лица коснулся теплый ветер, будто кто лизнул Ежи в щеку, ласково так, ободряя.

И хорошо.

Стася тоже услышала выстрел.

Сперва один, потом второй, а следом, чуть позже, и третий, звук которого показался ей особенно резким, будто стреляли где-то неподалеку.

Определенно, неподалеку.

Купцы переглянулись с явным удивлением. А Ежи бросился прочь. И Стася собиралась броситься следом и, наверное, бросилась бы, да только Бес заступил дорогу.

— Мр-р-ра, — сказал он с укором.

— Верно, государыня-ведьма, — молвил Фрол Матвеевич, и Матвей Фролович кивнул, соглашаясь. — Негоже это воевать…

— Стреляли? — уточнила Стася зачем-то.