Лейтенант Остин тихо говорит, что, если старик немедленно не заткнется, он лично его пристрелит. Нервы его столь напряжены, что я верю в эту угрозу и потому прерываю тираду армая, решительно ответив, что, если наша помощь им не нравится, мы можем оставить их в Кумише, забрав только остальных женщин, а мужчины наверняка как-нибудь справятся сами. Пусть он как следует над этим подумает.

Мои слова отрезвляют старосту.

– Не обижайтесь, господин Маркус, – примирительно улыбается он. – Сами знаете, как тяжело совладать с людьми, которые боятся.

– Знаю, – отвечаю я, стараясь не думать о пещере.

– У меня есть другое предложение. Вы заберете сейчас столько людей, сколько поместится, а остальные сами придут на базу. Это всего полчаса пешком, или мы возьмем свои машины.

– Исключено! – кричит лейтенант. – Скажи ему, что нашим людям приказано стрелять в каждого, кто приблизится к Дисторсии меньше чем на полкилометра. Скажи ему, чтобы сидели на жопе ровно и перестали меня злить.

Я стараюсь исполнить приказ, соответственно подбирая слова.

В конце концов нам удается договориться, хотя я сомневаюсь, что жители селения все так же нам доверяют. Погрузка, к счастью, проходит еще быстрее, чем в прошлый раз, – рутина и страх делают свое дело. Похоже, к селению приближались партизаны – полчаса назад в километре к югу от Кумиша видели две набитые вооруженными боевиками машины. Их высмотрел сын Салтика, стороживший возле школы.

На борт грузовиков поднимаются семнадцать женщин и сорок пять мужчин. Они даже не берут с собой много вещей. Я стараюсь не смотреть на них и говорить как можно короче, но все равно запоминаю парня Сары, старика на костылях и двух мальчишек лет четырнадцати, столь похожих, что их невозможно различить. Невозможно воспринимать их всех как однородную биомассу.

Возвращаясь на базу, мы не обмениваемся ни единым словом. Царит такая тишина, что даже я, глухой к подобным вещам, слышу то странное постукивание, о котором упоминал Пурич. В нашем «скорпионе» действительно что-то повредилось, и это была бы серьезная проблема для всего отделения, если бы не осознание, что наши мозги повредились еще больше.

Мы прибегаем к той же уловке, что и в прошлый раз, разрешая армаям выбрать несколько человек, которые посетят палатку с женщинами и детьми. Я спрашиваю собравшихся на плацу, ехал ли кто-то из их родственников с первым транспортом. Поднимаются десятка полтора рук, и мы ведем семерых взрослых навестить своих жен и детей. Мальчишки без возражений остаются в толпе – их не особо тянет к матерям.