Он остановился, распростершись на нескольких ступенях: одна его рука держалась за прутья лестницы, одна нога висела в воздухе между двумя узкими металлическими балясинами. Другая рука обнимала балясину — так ему и удалось остановить падение, — одновременно сжимая пистолет, так что он пока не мог выстрелить в Джинджер во второй раз.

Джинджер с трудом поднялась на ноги, намереваясь продолжить спуск с максимальной скоростью. Но когда она бросила последний взгляд на убийцу, ее внимание привлекли пуговицы на его пальто — единственное, что имело цвет в этот сумрачный зимний день. Яркие медные пуговицы, на каждой — идущий лев с поднятой правой передней лапой: частый мотив в английской геральдике. Раньше Джинджер не обращала особого внимания на эти пуговицы — такие нередко использовали на спортивных куртках, свитерах, пальто. Но теперь она вперилась в них, и все остальное отступило на задний план, словно эти пуговицы были единственной реальностью. Даже завывавший весь день ветер, холодное дыхание которого ощущалось повсюду, не мог ее отвлечь. Пуговицы. Только пуговицы притягивали ее, поднимая волну ужаса, гораздо более мощную, чем страх перед убийцей.

«Нет, — сказала она себе в напрасном отрицании происходящего. — Пуговицы. О нет. Пуговицы. Худшее место, худшее время для потери контроля над собой. Пуговицы».

Джинджер не могла предотвратить паническую атаку. Впервые за три недели всеподавляющий иррациональный страх овладел ею. Она вдруг стала маленькой, обреченной. Страх выкинул ее в какую-то незнакомую, погруженную во тьму область внутри сознания, по которой она была вынуждена бежать вслепую.

Отвернувшись от пуговиц, Джинджер полетела вниз по пожарной лестнице, полная тьма уже поглощала ее, и она знала, что ее бесшабашный полет закончится переломом ноги или позвоночника. А потом, когда она будет лежать в параличе, убийца приблизится, приставит пистолет к ее виску и вышибет ей мозги.

Темнота.

Холод.

Когда мир вернулся к Джинджер — или она вернулась в мир, — она лежала, свернувшись калачиком, на мертвых листьях, в снегу, в тени, у наружной лестницы, что вела в подвал с тыльной стороны таунхауса, — неизвестно, как далеко он отстоял от дома Пабло на Ньюбери-стрит. Тупая боль пронзала спину. Вся правая сторона тела ныла от боли. Горела левая ладонь, на которой была ободрана кожа. Но самым неприятным был жуткий холод.

От соприкосновения со снегом и льдом тело Джинджер стыло. Бетонная стена, к которой она прижималась, дышала морозом. Безжалостный ветер спускался по десяти ступенькам крутого лестничного пролета, принюхивался и рычал, как живое существо.