Слушая треск голосов, искаженных эфиром и морозным воздухом, отец Вайкезик вдруг понял, что он должен остановить атаку. Если она осуществится, прольется гораздо больше крови, чем кто-либо может себе представить. Его должны пропустить за оцепление, чтобы он мог поговорить с Кэлом Шарклом. Сейчас. Немедленно. Сейчас. Он развернулся и побежал к О’Бэннон-лейн. Он пока не знал, что скажет Шарклу, как сумеет приглушить его паранойю. Может быть, это: «Ты не один, Кэлвин». Придумает что-нибудь.
Резкий разворот Стефана и его пробежка по улице навели собравшихся на мысль, что он услышал или увидел нечто происходящее в оцеплении. Он проделал уже половину пути до О’Бэннон-лейн, когда более молодые и быстроногие зеваки опередили его; возбужденно крича, они соскочили с тротуара на проезжую часть, остановив все машины, что медленно ползли по Скотт-авеню. Заскрежетали тормоза, раздались гудки. Послышался удар бампера о бампер. Бегущие толкали Стефана, кто-то ударил его с такой силой, что он упал на четвереньки. Ни один человек не остановился, чтобы помочь ему. Стефан поднялся и побежал дальше. Воздух, казалось, сгустился от животного безумия и жажды крови. Поведение сограждан повергло Стефана в ужас, сердце его колотилось, он думал: «Вот так, наверное, в аду: будешь вечно бежать среди безумной, что-то вопящей оравы».
Когда Стефан добежал до полицейского оцепления, больше половины обезумевших зевак вернулись туда, опередив его, и теперь напирали на ограждения и полицейские машины, вытягивали шеи, чтобы увидеть запретный квартал на О’Бэннон-лейн. Стефан протискивался сквозь толпу, отчаянно пытаясь оказаться в первом ряду, чтобы поговорить с полицейскими. Его толкали, отпихивали, он протискивался снова, говорил, что он священник, но никто его не слышал, с его головы сбили шляпу, но он не сдавался и наконец оставил позади растущее сборище.
Полицейские сердито приказывали людям сдать назад, грозили арестами, вытаскивали дубинки, опускали щитки на шлемах. Отец Вайкезик был готов лгать, говорить что угодно, лишь бы они отложили неминуемую атаку, говорить, что он не просто священник, что Шаркл ему исповедовался, что он знает, почему Шаркл так ведет себя. Он, конечно, не знал, как заставить Шаркла сдаться, но если ему удастся выиграть время и поговорить с ним, может быть, что-нибудь придет в голову? Он привлек внимание полицейского, который потребовал отойти назад. Стефан сказал, что он священник, коп не слушал, тогда он расстегнул пальто и раскрутил белый шарф, чтобы показать свой воротничок: