— Я священник!

Но тут напиравшая толпа прижала Стефана к ограждению, которое рухнуло, и коп сердито оттолкнул Стефана, будучи совсем не расположен слушать его.

Мгновение спустя воздух сотрясли два негромких взрыва, последовавшие один за другим, через доли секунды, — низкие, приглушенные, но все же резкие звуки. Стоголосая толпа охнула, все замерли, так как знали, в чем дело: спецназ взорвал стальные двери подвала. Раздался третий взрыв, громкий, сокрушительный, он сотряс землю, отдался болью в ушах, задребезжал в костях и зубах, подбросил к небесам доски и щепки, остатки дома Шаркла, а потом уложил их на землю грудой обломков. И опять толпа вскрикнула в голос, перестала давить на оцепление, в ужасе подалась назад: все поняли вдруг, что смерть может быть не только интересным зрелищем, но и коллективным действием, требующим их участия.

— У него была бомба! — сказал один из копов в оцеплении. — Боже мой, боже мой, у Шаркла там была бомба!

Он повернулся к машине «скорой помощи», в которой ждали два фельдшера, и закричал:

— Езжайте! Езжайте!

На крыше машины замигали красные маячки, «скорая» выехала за оцепление и помчалась к середине квартала.

Отец Вайкезик, дрожа от ужаса, попытался было пройти следом за ней, но один из копов схватил его и сказал:

— Мотайте отсюда к чертям!

— Я священник. Может, кому-нибудь требуется утешение или соборование.

— Отец, мне все равно, будь вы хоть римским папой. Мы не знаем наверняка, мертв Шаркл или нет.

Отец Вайкезик молча подчинился, хотя огромная сила взрыва не оставляла сомнений: Кэл Шаркл мертв. Шаркл и его сестра. И его зять. И большинство спецназовцев. Сколько всего? Пятеро? Шестеро? Десятеро?

Он бесцельно пробирался сквозь толпу, автоматически наматывая шарф на шею и застегивая пальто, пребывая в полушоке и бормоча себе под нос «Отче наш». Тут он увидел Роджера Хастервика, безработного бармена со странно сверкающими глазами. Положив ему руку на плечо, Стефан спросил:

— Что он кричал полиции сегодня утром?

Хастервик моргнул:

— А? Что?

— Перед тем как мы разошлись, вы сказали мне, что Кэлвин Шаркл сегодня утром приоткрыл металлический ставень на подвальном окне и прокричал какую-то дребедень. Вы подумали, мол, непременно что-нибудь случится, а потом ничего не случилось. Что именно он кричал?

Лицо Хастервика просветлело, когда он вспомнил.

— Да-да. Он и правда плел страшную чушь.

Он нахмурился, пытаясь вспомнить точные слова сумасшедшего. Наконец вспомнил, ухмыльнулся, вытянул губы, словно смакуя услышанные откровения, после чего повторил несвязные речи Шаркла — на радость Стефану, как ему казалось.