Она достала серебряную чашу из стоящей рядом сумки. Налила красного вина из фляги туда.

— Оно красно, как кровь человеческая, — сказала нараспев. — И лоза никогда не вырастет без солнечного света, даруемого свыше.

Добавила воды из другой фляги, разбавляя.

— Без воды не будет жизни.

Достала кинжал и принялась размешивать им напиток.

— Ylim всемогущ и не знает он страх. Он истинный царь на земле, в небесах…

Теперь она заговаривала незнакомыми стихами, как всегда, когда проповедовала.

И протянула чашу Фенеку.

— Для тех, — сказала, пока он пил и передал дальше, — кто бился за веру. Идущих на смерть.

Дождалась, пока все выпьют, и на взгляд Илака еле заметно покачала головой. Он не дрался и не для него. Он здесь для записей, не больше.

— Каждый из вас выберет достойных вступить в братство воинов. Пятерых. Не больше. Выбирайте заслуживших. Только нашей веры и лишь бившихся рядом.

Оп, сказал сам себе Илак, торопливо записывая. А ведь она Синего записала в единоверцы. Он тоже прошел обряд?

— Ни деньги, ни заслуги, ни пол, ни что-либо другое не имеют значения. Потом они могут провести обряд с другими пятью, добившимися делом права стать в одном строю.

И так все будут связаны узами через кого-то, понял Илак мысль. Братство внутри общины. В него будут стремиться попасть, и это свяжет еще сильнее, а заодно даст новых воинов.

— Я не полководец и не стану вести в бой. Не мое это дело. Влад, сын Фенека, готов ли ты вновь принять груз тяжкой ответственности, связанной с командованием походом?

— Да, госпожа, — ответил тот после заметной заминки.

Синий переглянулся с Бирюком. Похоже, они тоже уловили. Ни о чем таком не договаривались без них. Фенек не ожидал.

— Клянешься нести нашу веру с честью даже ценой собственной жизни?

— Да, госпожа.

— Соблюдать правила и обычаи нашего народа, не противоречащие вере?