Сэл огляделась. Если в гостиной было голо, то тут украшения повсюду: стены увешаны фотографиями, много изображений Третьего отряда, большие обрамленные снимки какого-то китайского города, Сэл незнакомого, какая-то набережная в Европе. Репродукции картин с подсолнухами. Одну стену скрывал турецкий ковер — сплошная геометрия и золотое шитье. На полках красовались статуэтки.

А рядом с постелью Грейс висела записка — печатными буквами, на плотной бумаге, женской рукой: «В ЭКСТРЕННОМ СЛУЧАЕ ЗАЖЕЧЬ СВЕЧУ».

Прямо под запиской стояла толстая белая свеча, вроде как из пожелтевшего отполированного дерева. На тумбочке лежал коробок спичек.

Если на Грейс совершено нападение, то случай явно экстренный. Но что будет, если зажечь свечу? Менчу появится? Магию Грейс презирает. Может, у свечи особый запах и он ее разбудит?

Долго не раздумывай. Будешь долго думать — получишь пулю. Грейс без сознания. Это не просто сон. Не медитация, ничего такого. Да у нее, господи прости, пульса нет. В экстренном случае…

Сэл чиркнула спичкой, поднесла ее к свече. Скукожившийся фитиль опасливо занялся. Сэл заслонила его ладонью, чтобы не задуло сквозняком. Пламя сделалось ярче, согрело ей руку. Казалось, это не просто тепло — как будто в ладони пташка. Сэл загасила спичку.

Ничего. Разумеется. Вот что бывает, когда день ото дня возишься с магическими примочками. Начинаешь думать, что в мире повсюду магические примочки, а по большей части это обыкновенные свечи.

Сэл облизала пальцы, потянулась погасить свечу.

Гватемала. Тогда.

Когда огонь погас, Чэнь Цзюань со священником легли на землю рядом с дымящимся остовом контейнера — свеча стояла между ними. Из искореженного металлического ящика потоками вытекал воск. Над головами вздымались деревья. Солнце, бившее сквозь слоистую зелень, покрывало и землю, и их тела слоистыми тенями.

Чэнь Цзюань смеялась так сильно, что слезы выступили на глазах.

— Прямо не верю, — сказал Артуро. — Правда не верю. Они меня едва не добили. Их было так много.

— Чего еще от Уцзина ждать, — фыркнула она. — Положить все восковые штуковины в один ящик, чтобы не разводить лишнюю бухгалтерию. Он никогда не любил… — произнесла она в промежутке между двумя взрывами смеха. — Не любил заполнять бумажки.

Артуро перекатился на бок, к ней лицом. Глаза у него были глубокие, переливчато-карие. На виске и щеке — ожоги от воска.

— Нужно это доктору показать, — рассудила она.

— Ты не из воска.

— Нет, — подтвердила она. — И я не вещичка. Но в пламени свечи моя жизнь. Пока она горит, я бодрствую. Погасла… — Она щелкнула пальцами.