— Не он это. Лед истончился от тепла и откалывания, вот и все.

Бруни облегченно выдохнул и нервно засмеялся.

— Слышали?! — воскликнул он, глупо хихикая. — Не я! Не я это! Аха-ха-ха-хах!

— Успокойся, тс! — я что есть сил ударила его в плечо. — Тихо!

— Ну как, форр фан да, в анекдоте про друида и зловонного духа… — выдохнул волосатый.

Леродот наконец отлип от мусорщика и отошел от него на пару шагов, отряхивая свой балахон. Пожалуй, это было самым правильным решением в данный момент — запах от Бруни был непередаваемым.

— Братья и сестры! — священник раскинул руки. — Что же вы делаете? Зачем вы судите несчастного еретика?!

— Ну так ведь… — кричавший громче всех окцитиец замялся.

— Разве этому учит нас наша вера? — с горечью в голосе продолжил Леродот. — Мы должны прощать, как прощает нам наши грехи Трехликий. Нельзя поддаваться злобе!

— Мы отстроим новое святилище, — добавила я, скрестив руки. — Так что, вашу ж мать, успокойтесь!

— Вот! — воскликнул пастырь, положив руку мне на плечо. — Прощайте… Прощайте так же, как Соленый Ворон прощает своих врагов. Вам есть чему поучиться у этой неверной девы.

Окицитийцы склонили головы в стыде, осознавая, что чуть не совершили огромную ошибку. Миниатюрная гражданская война внутри крепости могла привести к краху всего, за что мы сражаемся — просто попереубивали бы друг друга и все, конец. Наконец-таки, после речи своего пастыря, они это поняли.

— Идите с миром, дети, — священник перекрестил своих людей. — Да направит вас Лик Сострадания на путь истинный.

— Менос, — негромко, в голос ответили окцитийцы.

Толпа постепенно расходилась кто куда. Я же после пережитого стресса тихо съехала вниз по ледяной стене и достала из мешочка на поясе засушенный цветок наперстянки. Только это ядовитое растение помогало мне унять то и дело мучающее меня сердце.

— Спасибо тебе, Майя, — улыбнулся Леродот. — Ты храбрая девушка.

— Давай, иди уже, — я махнула рукой. — Дай помереть спокойно.

— Пусть будет светел твой путь.

Бруни медленно сел рядом со мной, вздыхая. Из-подо льда торчал бронзовый лом, которым он откалывал куски грязного льда, рядом с ним — деревянный идол. По ледяному полу медленно растекался пролитый жир из масляной лампы, замерзая.

Краем глаза я заметила вдалеке, в конце коридора, темную фигуру в капюшоне. Это был Сих, который, скрестив руки, наблюдал за всем этим со стороны. Глядя прямо на меня, он плюнул себе под ноги и, развернувшись, пошел прочь. Для него такое яркое проявление эмоций было чем-то очень и очень редким, поэтому я, вскочив на ноги, устремилась за ним.