Сотворенная веревка стягивала его кисти, но он все равно ощущал жесткие струны божественной лиры, трущиеся о его рубашку. Сквозь тонкую ткань он ощущал приглушенную вибрацию инструмента. С каждым шагом жужжание отдавалось в его затылке.

Ему оставалось лишь идти вперед, но казалось, что с каждым шагом вершина зиккурата отдалялась все сильнее. Великолепие святилища теперь казалось недосягаемой мечтой из греческого мифа. Над головой – густые заросли манящих садов. Вокруг – разлитый в воздухе удивительный аромат забытых цветов. Но все это было недосягаемо.

Нет, убеждал он себя. Это твое…

В том-то и заключался смысл, не так ли? Все, что он потерял, служило достижению одной великой цели. В этом заключалось его предназначение. Лишь это объяснение имело смысл.

Закрыв глаза, Северин представил холодные серые глаза Тристана, с лучиками морщин, разбегавшимися в разные стороны, когда он улыбался. Ощутил теплую ладонь тети ФиФи, берущую его за подбородок.

Еще шаг, еще один шаг, говорил он себе, ставя ногу на следующую блестящую ступень.

Струны божественной лиры прижимались к его сердцу, и уже в третий раз за последние десять дней Северин услышал голос матери, взывавший к нему сквозь годы. Вдохнув воздух, он ощутил резкий, насыщенный аромат апельсиновой кожуры, которыми пахли волосы Кахины.

Рассказать тебе сказку, любимый? Рассказать тебе сказку об апельсиновых деревьях?

Северин убеждал себя, что это ему лишь кажется, но аромат апельсинов сделался еще сильнее.

Однажды один царь оказался на смертном одре… Ты же знаешь, так бывает, любовь моя. Смерть должна занять место за столом сказок, а она всегда садится за него первой. У царя был сын, и вместе со своим последним вздохом он подарил сыну золотой ключ, открывающий золотую дверь в дальнем конце прекрасного сада.

И взял с него обещание никогда не пользоваться ключом, что бы ни случилось.

Северин пошатнулся. Он ощутил прохладную руку матери, касавшуюся его локтя, подталкивавшую его вперед. Кахина часто соблазняла его сказками, выкладывая их перед ним, словно сокровища. За согласие принять ванну он получал половину сказки. Почистив зубы, он мог дослушать конец истории. За поцелуй на ночь она одаривала его короткими баснями.