И жизнь нашего парня забрал. Смотрю на бойца-штрафника. А он жив ещё! Нож немцев торчит из груди.

Целую секунду я метался от немца к парню, не зная на что решиться – добить немца или тащить парня? Или выполнить приказ ротного и дать умереть бойцу? Он всё одно не жилец.

Прости, ротный. Но не пошёл бы ты! Со своим немцем!

Уже занёс ногу, чтобы раздавить гортань немцу, как вспомнил историю про гуттаперчевого мальчика. Мой верный нож подсекает ахиллесовы сухожилия немца, ремнём его же автомата завязываю ему руки за спиной через его же автомат. Этому финту научили меня Лёлик и Болик. Финальным движением выщёлкиваю магазин.

Подхватываю тело парня на руки, как подхватывал свою жену, когда носил её через мост на свадьбе. Пока «форсаж» ещё действует – прыжками несусь в тыл. Так же я нёс лётчицу. Неприятные ассоциации. Василёк. Она умерла у меня на руках.

Парень тоже. Я его донёс до медсанбата. На пороге операционной он и испустил дух. Я рухнул на колени. Уткнулся в его лицо. Оно сразу стало именно таким, каким мне примерещилось ещё за ужином.

– Друг твой? – спросила растрепанная медсестра.

– Даже имени не знаю. Но его смерть – моя вина, – ответил я, положил парня на землю, чёрными от крови пальцами провел по лицу, закрывая глаза. Остались полосы. Выдернул нож немецкого разведчика. Сжал в кулаке.

– Это будет ритуальный клинок. Клянусь! Им я выпью не одну жизнь. Твоя кровь смешается с кровью врагов. Ты будешь отомщён! – прорычал я в лицо парню, развернулся и побежал.

Злость жгла меня. Злость на себя.

Бегу обратно. Далеко расположен медсанбат. А ближе – нельзя. Под огнём какое лечение? Пока я бегал туда-сюда и обратно, навстречу целая делегация. Довольный ротный. За ним – группа бойцов тащит носилки с немцем. Ротный улыбается мне:

– Ну ты и живодёр! Чем ты их? Как топором рубил! На живца решил ловить?

Последняя капля – упала. Переполненная чаша пролилась. Бью ротного в эту довольную рожу. Тут же на мне ловчими бульдогами виснут бойцы, отбирают ножи. Отдаю, чтобы не порезать, но сопротивляюсь попыткам меня завалить. Виснут ещё и ещё. Свалили.

– Связать, запереть! – хрипит ротный. Вытирает кровь рукавом, сплёвывает юшку, трясёт головой, как конь в упряжи. – Потом с ним разберусь. Увести!

* * *

– Ну, и что мне с тобой делать? – скрипит ротный.

– Понять и простить, – пожимаю плечами я. – Сам виноват! В людях вроде разбираешься. Зачем спровоцировал? Не видел, в каком я состоянии?

– Не увидел, – кивнул ротный. – А ты чё так взбеленился?

– Жизнь того парня – моя вина. А ты «живца»! – укоризненно говорю ему.