— И от этого она превращается в жалкую какофонию?
Мари-Жозеф мысленно расслышала взмывающую куда-то ввысь мелодию, она сливалась с песней Шерзад, доносящейся с середины канала.
— Он едва взглянул на партитуру! — воскликнула Мари-Жозеф. — Он сказал, что не будет дирижировать ею, что женщины не могут… и он потребовал… а я отказалась.
— Его величество восхищался…
— А его величество лучше прочих? — вскричала Мари-Жозеф. — Ему нужна музыка или моя особая благодарность?
— У вас много причин быть ему признательной.
— Он неизменно вел себя по-рыцарски, — смущенно произнесла Мари-Жозеф. — То, что я сказала, было абсолютно несправедливо.
— Даже его хулители…
— Хулители короля? Здесь? Во Франции? — не веря своим ушам, пролепетала Мари-Жозеф.
Люсьен в замешательстве смолк, а потом усмехнулся:
— Все знают, что его величество превосходно разбирается в музыке. Если ваша пьеса оказалась слишком длинной, сократите. Попросите помощи у малыша Скарлатти: он еще слишком юн, чтобы требовать у женщины особой благодарности.
— Вы недооцениваете Доменико. Я действительно показывала ему кантату. Она привела его в восторг. В его интерпретации она звучит чудесно… Но юный Скарлатти исполняет небесную музыку в качестве упражнений для беглости пальцев.
Мари-Жозеф поспешно написала несколько строк и послала записку Доменико со слугой, потом выровняла листы партитуры, сложив их аккуратной стопкой, и убрала в ящик для живописных принадлежностей.
— Благодарю вас за мудрый совет, граф Люсьен. Я рада, что вы даете советы не только королю.
— В таком случае вы могли бы меня отблагодарить…
Мари-Жозеф резко вскинула голову.
— …сыграв для меня кантату, — беспечно закончил Люсьен.
— Мастерство малыша Доменико…
— …удивительно, согласен. Но я предпочел бы услышать ее в вашем исполнении.
— Она