Люсьен вонзил штопор в пробку и сильно потянул.

— Например, снова пустить вам кровь. Обвинить вас в колдовстве. Достаточно одного слова месье Бонтану, и вы окажетесь в Бастилии.

Люсьен вытащил пробку и наполнил кубки.

— Он может отдать вас в руки инквизиции.

— Он не пойдет на это…

— Он может заточить вас в монастыре…

— Нет, только не это!

— Так он изгонял бывших фавориток.

Он передал ей кубок.

— Вы пытаетесь меня запугать?

— Да.

— Ради моего же блага, подобно тому как мой брат запрещает мне все, что можно, доктор Фагон пускает мне кровь, а Лоррен преследует меня!

— Вы говорили, что превыше всего цените правду, а правда заключается в том, что, противясь воле его величества, вы подвергаете себя огромному риску. Неужели вы хотите, чтобы я вам солгал?

Мари-Жозеф отпила глоток, слишком расстроенная, чтобы наслаждаться букетом. Все, кому она, как ей казалось, могла доверять, обманывали ее, кроме графа Люсьена.

— Я бы не пережила, если бы вы мне солгали.

— Я поклялся, что никогда не навлеку на вас опасность, — сказал граф Люсьен, — а ложь весьма опасна. — Он достал из седельной сумы хлеб, сыр, пирожки с мясом и фрукты. — Но хватит неуютных истин. Давайте поиграем в беззаботных пейзан. Без интриг, без придворного этикета, без…

— Без денег, без еды, без крыши над головой… — добавила Мари-Жозеф.

— Еще одна неуютная истина, — согласился Люсьен. — Что ж, тогда поиграем в придворных, выехавших на пикник.

Он сделал большой глоток, снова наполнил кубки, а потом достал из кармана толстый сложенный лист пергамента и протянул его Мари-Жозеф. Она развернула его, прочла и с благодарностью взглянула на него:

— Сударь, не могу выразить свою признательность…