— Прошу прощения, ваше святейшество.

— Господь дал жизнь тварям, дабы мы владычествовали над ними, дьявола — дабы мы победили его, и язычников — дабы мы обратили их. Вопрос лишь в том, к какому из этих разрядов причислить русалку?

— Она — женщина!

— Я говорю не с вами, мадемуазель де ла Круа. Отец де ла Круа, русалка утверждает, будто смерть окончательна и неизбывна.

— Ваше святейшество, — осторожно возразил Ив, — неужели тварь способна понять, что такое смерть?

— Если бы дьяволы существовали, — вмешался Люсьен, — то, разумеется, они утверждали бы, что есть жизнь после смерти, рай и ад. Иначе где бы они обитали?

С трудом сдерживая смешок, Мари-Жозеф осмелилась вновь обратиться к папе:

— Ваше святейшество, вы могли бы открыть Шерзад, что есть жизнь вечная.

— Замолчите, синьорина! — В голосе Иннокентия послышалось нетерпение и досада. — Женщинам пристало послушание и покорность, и, самое главное, им надлежит молчать! Такова воля Господа.

Внезапно Люсьен подался вперед с резким, гневным жестом. Он замер, устремив взгляд на папу, а когда к нему вернулось самообладание, у него побелели даже губы. Мари-Жозеф испугалась, что он лишится чувств.

— Если вы верите в своего бога, — произнес Люсьен, с трудом сдерживая ярость, — то должны признать, что он сотворил Мари-Жозеф де ла Круа смелой и решительной.

— Вы… — Иннокентия затрясло. — Вы и то создание, которое вы пытаетесь защитить, противоестественны и богопротивны!

Солнечный диск на западе уже стал опускаться за горизонт. Свет, льющийся сквозь окна, приобрел алый оттенок, заплясал в зеркалах, словно пламя, залил галерею, словно кровь.

Глава 28

Глава 28

Под усиленным конвоем прибыл испанский клад с затонувшего галеона. Примостившись на ступеньках русалочьей темницы, Мари-Жозеф, сама пленница, наблюдала, как мимо, поскрипывая, катит одна тяжело груженная золотом повозка за другой. Стража застыла на пороге шатра; стража застыла на пороге ее чердачной комнаты. Если раньше, когда она приходила навестить Шерзад, мушкетеры расслаблялись, то теперь удваивали бдительность.

Она могла бы спастись, выбравшись ночью через окно, по крышам, как показал ей Люсьен, но бежать было некуда. К тому же она не могла бросить Шерзад. Не могла покинуть Люсьена.

Русалка лежала, опустив голову на колени Мари-Жозеф. Язва у нее на плече увеличилась в размерах и загноилась. Раны от укусов на лодыжке не заживали. Она отказывалась есть и говорить.

— Пожалуйста, послушай, Шерзад. Если ты найдешь его величеству еще сокровища, он может смилостивиться…

Она умолкла, не в силах убедить даже себя саму в том, что король освободит ее подругу, и тем более не могла уверить в этом Шерзад.